Как и все, я подтягивал туже ремень, но. как ни подтягивай, голод давал себя знать. Штабс-капитан Воробьев тоже был голоден. Он лежал во время привала под кустом и жевал какую-то траву. К нему подошел вестовой Вельяминова и доложил, что генерал приглашает обедать.
— Я обедал, — отвечал Воробьев.
Некоторое время спустя появился ротный:
— Владимир Александрович, пошли к Вельяминову.
— Обедал.
— Полно выдумывать! Я знаю, как вы обедали!
— Ну и что же? — угрюмо ответил Воробьев. — Я не могу есть, когда мои солдаты голодны.
Ротный помолчал.
— Конечно, я вас понимаю… Но Алексей Александрович говорит, что без офицеров он есть не будет.
— Вот и ступайте к нему.
Рядовой Кузьмин вытряс из мешка горсть сухарных крошек и половину принес штабс-капитану:
— Разрешите, ваше благородие… у вас хлеба нет, а у меня есть. На двоих хватит. Только уж не серчайте, что голыми руками принес.
Воробьев стал пунцовым. Перевернулся и сел.
— Спасибо тебе, Кузьмин. Большое спасибо. Я ел, честное слово!
Покраснел вдруг и Кузьмин.
— А то, может, не побрезгуете. Я, как говорится, от сердца.
— Нет-нет! Я, конечно, не брезгую, Кузьмин… А ты ешь… Ешь, говорю… Правда, я ел!
Кузьмин вздохнул, покачал головой и пошел к себе, слегка наклонившись над крошками.
— Что за штука русский солдат? Ведь у самого-то ничего нет, сам изнемог, а пришел поделиться последним, — сказал Воробьев задумчиво.
Мне тоже пришлось покраснеть. Кто мог бы подумать— унтер Савченко принес мне целый сухарь!
— Господину старшему унтеру, — сказал он.
— Спасибо, Савченко, не хочу. Сыт.
— Полно, господин Наленч. Не серчайте уж на меня.
— С чего ты взял? Я давно на тебя не серчаю. За что мне серчать? Ты уже никого не бьешь по мордасам и не ругаешься.
— А ежели не серчаете, возьмите сухарь. Небольшой он, а все червячка маленько заморит.
Я удивился мягкому выражению его лица. Право же,
передо мной стоял совсем другой, новорожденный Савченко.
— А ежели не серчаете, возьмите сухарь! — повторил он.
Я взял, и когда Савченко ушел, поднес половину Воробьеву.
Он замотал было головой, но… махнул рукой и взял.
— Что сделалось с Савченко?
— Я и сам думаю, — отвечал, я. — Наверное, в каждом человеке скрывается что-то хорошее.
— А знаешь, почему Савченко был таким грубым? Воспитание! Ведь Савченко солдатский ребенок, бывший кантонист[81], а с ними очень жестоко обращаются.
Веселый Текос повстречался с новой рекой. И вместе они побежали по широкой долине к синему морю. Его еще не было видно, но солоноватый ветер подсказал скорую встречу. И вот оно рядом. Солдаты, как мальчишки, помчались на берег. Бросился туда и я, сбросил одежду и окунулся. Волна подхватила и закачала.