Я сидел в бестужевской избушке и под завывание ветра тосковал обо всех милых сердцу. Они сверкнули в моей жизни, как метеоры. Иногда меня охватывало такое отчаяние, что я призывал смерть. Зачем судьба отнимала мои немногие радости!
В самом конце февраля нас вызвал ротный и предупредил:
— Седьмого числа форт Лазарев пал. Остальные укрепления — под жестокой угрозой. Взять десятидневный запас провианта. Через двадцать четыре часа выступаем на Бугаз для подкрепления черноморских гарнизонов.
Двадцать восьмого февраля ранним утром мы отправились на Темрюк. Ветер бил в лицо. Все тропы замело. Пехота выбивалась из сил. Послали вперед конницу.
Я ехал верхом и не знаю, было ли это лучше. Ноги у меня так мерзли, что я чуть не выл. Поминутно соскакивал и бежал рядом с лошадью.
Как ни трудно, а за день мы прошли положенные двадцать семь верст и заночевали на Петровском посту. Казарм там было мало, и большая часть людей разместилась в сараях и конюшнях. Хорошо еще — на посту были дрова, и вскоре на кострах забурлил кипяток. Все отогрелись, повеселели и даже запели.
Снег валил всю ночь и продолжал валить утром. Мы еле откопались. В пути одолевала метель. Два солдата моего взвода, обессилев, упали. Ничем не могли их принудить встать. Пришлось отнести и положить в сани с провиантом. Там они навсегда и заснули.
Часа в три пополудни метель унялась, зато приударил мороз. Промокшие от снега шинели сделались панцирями.
Замерзли, братцы? — спросил полковник Хлюпин, обгоняя наш батальон.
— Потерпим! На ночлеге обогреемся! — дружно отвечали солдаты.
Кое-как добрались до Андреевского поста. Мечты о теплом ночлеге разлетелись прахом: на посту не оказалось ни сараев, ни дров. Ротный побежал к командиру и вернулся совсем расстроенный. Он предложил было ночной марш, лишь бы промокшие, продрогшие и голодные солдаты не ночевали под открытым небом.
— Да вы что, батюшка? — изумился полковник Хлюпин. — Неужели я враг своим солдатам? Здесь они хоть у стенки, под ветром расположатся, а идти ночью по заметенной дороге — поголовная смерть!
С севера надвигалась снежная пелена. Полковник Хлюпин ходил по биваку, подбадривал солдат. Нос у него был синий, усы обледенели, голос сипел.
— Так ли бывает еще, братцы, — говорил он. — Помните, в прошлом году шлепали до Абина по пояс в ледяной воде… То, наверное, было похуже…
— Сознаем, ваше высокоблагородие…
У солдат тоже были синие и фиолетовые лица.
Проходя по биваку, я набрел на кучку тенгинцев, воздвигавших из снега вал. Снег был мягкий, мокрый и хорошо прилипал. Мне понравилась эта затея, и я спросил, кто их надоумил.