Дубовый листок (Корженевская) - страница 336

Вернувшись из штаба, я сказал Виге:

— Сегодня ты должна угостить меня хорошим вином.

Она изумилась. Кажется, я никогда до тех пор не испытывал подобной потребности.

— Я могу угостить тебя хорошим вином, но хотелось бы знать, по какому случаю?

Я обнял ее, посмотрел в глаза.

— Я рад. Я очень рад! Но радость моя требует минутного молчания.

— Что же случилось?

— Для нас с тобой почти ничего, но для детей должны наступить лучшие времена. Ведь жизнь, хотя и гусиным шагом, двигается вперед.

И я сказал ей на ухо:

— Император Николай умер.

Вига задумалась.

— Будущее далеко не всегда бывает лучше прошлого. Вспомни, как вы добивались избавления от цесаревича, а на смену пришел Паскевич.

Вига принесла бутылку венгерского и два бокала. Я попросил дать еще рюмку и налил в нее наполовину кипяченой воды.

— Позови Василька!

Василек — он был мой вылитый портрет — пришел растрепанный и исцарапанный. Курточка изорвана. Вига немедленно объявила ему выговор. Он вопросительно посмотрел на меня. Я сделал лицо построже:

— Мама правильно тебя бранит. Отчего ты так разукрашен?

— Играл в войну.

— С кем же ты воевал?

— С Шамилем.

Мы с Вигой переглянулись. Да! Дети повторяют то, что делают взрослые.

— Иди и мой руки. Сейчас будем обедать, — сказала Вига.

Я долил рюмку Василька вином, наполнил бокалы и чокнулся с Вигой.

— За лучшие времена! А с тобой, Василек, за то, чтобы у тебя был вождь благороднее, чем у отца, чтобы никто тебя не мучил, чтобы ты не видел чужих страданий, не сидел в тюрьмах и, главное, чтобы не воевал, а только охранял свою землю!

После обеда, как всегда, я прилег на часок отдохнуть, а Вига, тоже как всегда, присела у меня в ногах с вышиваньем.

— Может быть, теперь будет амнистия, Михал?

— Я тоже на это надеюсь.

— И ты выйдешь в отставку…

— Сладкая эта песня! Но подумай, для нас ли она? Я наверняка умру раньше. Кто поможет тебе взрастить детей.

— Вот я и хочу, чтобы ты жил подольше. И все так поступают — ни одной лишней минуты не остаются в армии.

— Но у них есть куда уйти и на что жить. А Горегляд, например, на одиннадцать лет старше меня, еще только поручик, имеет тоже двоих ребят, как он может выйти в отставку? У него ничегошеньки нет, кроме жалованья, как и у нас. Вот подожди, дослужу до майора. Двадцать пять рублей в месяц пенсии, на это можно жить…

Вскоре умер еще один палач — Паскевич. Хотя я о нем знал только понаслышке, выпил венгерского еще раз.

— Двадцать пять лет держал Польшу в тисках! Если есть ад, желаю ему попасть туда прямым сообщением и на самую раскаленную сковороду. Ты подумай, Вига, не позволял даже письма писать ни туда, ни оттуда… Откровенно приравнивал себя к Наполеону и Александру Македонскому, завивал кудри под Людовика и показывал генералам кукиши!