И вдруг я увидел напротив на балконе панну в нежно-розовом платье. Слегка опершись на перила, она глядела вниз, и глаза ее были печальны. Наши взгляды встретились, оба мы вздрогнули… И панна исчезла в потоке света, хлынувшего из ее глаз. Я видел это! И из моих глаз хлынул такой же поток, оба помчались навстречу друг другу и слились в реку. Река эта заполнила все вокруг и заставила мое сердце трепетать от таинственной, не испытанной доселе радости… Я не смог бы сказать, сколько это длилось. Колокольный звон, донесшийся сквозь раскрытые окна, остановил и рассеял этот поток. Я словно упал с головокружительной высоты в шуршанье и рокот зала. Панна стояла все так же опершись на перила, и глаза ее, синие-синие, смотрели на меня. Губы ее были полуоткрыты… Удивительно, она напоминала мне кого-то знакомого, любимого и близкого. Меня неудержимо влекло к ней. И она улыбалась мне как родному. Солнечные лучи, врывавшиеся в окно, золотили ее светлые волосы, перехваченные тонким серебряным обручем. Как же она была похожа на мадонну!
Колокола продолжали благовестить. Это означало, что месса кончилась и император выходит из церкви. С минуты на минуту он должен был появиться. Я повернулся к Вацеку, который смотрел на меня с явным изумлением.
Тишина, словно ветер, влетела в зал. Двери распахнулись, и мы превратились в изваяния. В зал медленно вплывала процессия. Впереди шел седой сановник. Он нес на бархатной подушке корону, усыпанную сотнями драгоценных камней, с бриллиантовым крестом и огромным рубином, испускавшим красные лучи. За короной следовали порфира, держава, скипетр, государственный меч, знамя, еще какие-то регалии, а за ними, с леденящим взглядом и надменным лицом — император. Да! Я не мог не признаться, что не видел подобных красавцев. Но что это была за красота! От нее веяло зимней стужей!
Император шел ни на кого не глядя, за ним императрица и остальная семья. Среди них, конечно, дикий цесаревич в зеленом мундире конных стрелков. Вот когда я смог рассмотреть его низкий морщинистый лоб, необычайно широкие, сросшиеся брови, наполовину затенявшие маленькие карие глаза, курносый нос и сложенный бантиком девичий рот. Рядом с императором он казался отвратительным пугалом.
Шествие замыкали епископы во главе с примасом[20] Вороничем.
Процессия приблизилась к трону, примас прочел молитву, закончив ее троекратным восклицанием «Vivat aeternam!»[21], и тотчас грянул салют. Затем примас передал порфиру первым сановникам, а те облачили императора. Корону он взял и надел сам, и тотчас Михаил и цесаревич подвели к Николаю императрицу. Она опустилась на колени, и Николай надел на нее цепь Белого Орла и корону. Тогда императрица заняла место рядом с мужем…