— Эдвард, так мало времени, не успею тебе почти ничего сказать. Было столько ошибок, Эдвард. И, мне кажется, ты их хотел повторить. Это я про забранные земли… и про российских варваров. Какая странная у нас судьба. Я уезжаю, Эдвард, послезавтра, но буду помнить о тебе и о твоей семье. Читал твое стихотворение «Перед грозой»…
Он кивает.
— Это так правильно, Эдвард! Я уважаю тебя! Я долго этого не понимал, а ты сразу…
— Если бы ты не перестрадал, я не понял бы сразу.
— Ты, Эдвард, держись крепко, не волнуйся. Когда суд?
— Говорят, месяцев через шесть. Допроса еще не было. Михал, я тебя никогда не забывал… Но я это уже сказал.
— Эдвард, если сможешь, приезжай! У меня есть домик. Поместимся…
— А наш дом в Ленчице присвоил Вулкицкий. Разгородил заборы, с той стороны, знаешь, где были кусты крыжовника… И получилось, что у него теперь и наш сад, и наш дом…
— Наш дом!.. Пусть себе, Эдвард. Я был там. В Дубне ходил на могилу дяди и Яна.
— Да, Яна! — повторяет Эдвард улыбаясь. — Какой он был хороший!
— Ваше время истекло! — объявляет жандарм.
У Эдварда такие грустные глаза. Я боюсь, что заплачу.
— Поцелуемся, Михал.
Я приникаю к решетке. Эдвард просовывает мне крошечную полоску бумаги и шепчет:
— Это Тебе.
— Брат ты мой!
Я двигаюсь к двери спиной, чтобы видеть Эдварда еще одну секунду. Эдвард тоже отходит, не повернувшись…
Вот это и все! За тридцать лет! А если бы мне не запрещали писать ему, если бы он приехал ко мне на Кавказ, он, может быть, не сидел бы в тюрьме! Я уберег бы его… Разве не хватит моих страданий на обоих!
Разворачиваю подарок Эдварда. Мельчайшими буквами написано стихотворение:
От сна восстаньте!
С открытым сердцем
Вперед глядите
— Зовет Отчизна!
Приходит время
Расплаты честной
За кровь и слезы,
За стон народа!
И ярость божья
Низвергнет в бездну.
Где сумрак вечный
Тиранов наших!
Свобода будет!
И будет чудо —
Вздохнет народ наш
Единой грудью!
А вас, кто дремлет
И кто недвижим
Стоит на месте,
Предаст презренью!
Вперед же, братья!
Сверканье молний
—То знаки бога
О новой жизни!
Что бишь я сказал? Уберег бы его? Нет! Он — Наленч, а Наленчи с древности ходили в первых рядах на бой за отчизну! Так, видно, надо!
…Генерал-губернатор Герштенцвейг две недели не может скончаться. Пуля засела в затылке.
Говорят, будут ее извлекать.
Наместник Ламберт «с высочайшего соизволения» собирается на Мадеру для поправки здоровья. На его место приедет Лидере, а пока должность наместника исполняет Сухозанет.
Он гуляет по веранде бельведерского дворца и распевает:
Я считал дежурство веком,
А вот скоро и пройдет.