— Вот как? — воскликнул я, вполне овладев собой. — Ну, дай ей пан бог здоровья! Очень рад, что у панны такой знатный и богатый родственник. Как же ее зовут?
— Я пошутил. Не знаю ее. Думаю даже, не бедна ли она, как крыса из костела Босых Кармелитов. Кроме единственной броши, на ней не было украшений.
— Ты даже это успел рассмотреть?
— Конечно. Я должен был выяснить, почему никогда ее не встречал на балах у магнатов.
— Эх ты! А говоришь, что всех и все знаешь!
Подняв камешек, Вацек бросил его в Вислу.
— Что там какая-то панна! И сейчас скажу это. Я знаю, например, такое, что тебе даже не снится.
Я искоса взглянул на него, возмущенный таким бахвальством.
— Что же ты знаешь такое, что мне не снится? Сказать? — он посмотрел на меня сверху вниз и выпалил: — Вот, например! Сегодня российские солдаты
стояли в шпалерах с ружьями, заряженными холостыми патронами, а наши — боевыми.
— Неужели? — спросил я похолодев. — А почему?
Вацек хитро блеснул глазами:
— Говорят, собирались стрелять в императора, но сенаторы запретили. Они хотели подать императору петицию о возвращении Польше конституции. Не знаю, решатся ли. У нас в школе тоже есть заговорщики.
— На кого же ты думаешь?
— А вот этого я тебе не скажу, — отвечал Вацек, еще раз оглядев меня с головы до ног.
— Ты так на меня смотришь, что я начинаю думать, уж не я ли этот заговорщик, — сказал я и засмеялся.
— Как раз в тебе я уверен. Заговорщик никогда бы не бросился целоваться с лошадью цесаревича на параде. Заговорщики осторожны. Так сказал и сам цесаревич. А вот ты мог бы помочь найти заговорщиков. А? Как ты на это смотришь?
— Поищи другого! Я слежкой за товарищами не занимаюсь!
— Ты всерьез? — сказал Вацек. — Но ведь я пошутил, честное слово! Зачем мне это?
Молча мы вышли на Солец и вскоре достигли школы. Кроме дневальных там никого не было. Вацек тотчас ушел к знакомым. Он хотел во что бы то ни стало получить пропуск на завтрашний бал в замке. На этом балу должен был присутствовать император.
Вацеку удалось пробраться на бал, но императора он не видел: Николай простудился во время коронации. Зато Вацек без умолку трещал, как он танцевал со знатными паннами и пани, и какие они ему говорили приятные слова.
— А больше всего я танцевал с одной розовой панной, — сказал он и посмотрел в мою сторону.
Я ничего не ответил, а взял книгу и изобразил, что читаю. Но сердце мое страшно заныло.
«Как! — думал я. — Неужели? Неужели незнакомка, подарившая мне душу во взгляде, танцевала с этим болтуном!» И тут же я назвал себя сумасшедшим. Может быть, панна вовсе и не на меня так смотрела, а у меня больное воображение! Да что если и посмотрела! Разве это что-нибудь значит? И все-таки было неприятно слышать, что она танцевала с Вацеком. Но я запретил себе думать об этом.