Он показал, где спуск, и вдруг, понизив голос, спросил:
— А молодые паны видели короля?
— Видели.
Старик заметно оживился:
— Красив?
— Очень, — отвечали мы оба.
— А в перчатках?
Мы удивились.
— Почему пана интересуют перчатки? — спросил я.
— А как же! Говорят, у него руки от рожденья красны, как кумач. Бог, говорят, отметил его, как Каина… Вот он и прячет от народа руки и даже в храме не снимает перчаток.
— Кто сказал? — воскликнул Вацек.
— Да не помню. И зачем знать кто! Молодому пану это ни к чему.
Старик спохватился и с явным беспокойством посмотрел на Вацека. Я его успокоил. Руки и ноги у короля, как у всех. Вешать поляков он не собирается,
а наоборот — при всех панах молился сегодня в полный голос о том, чтобы пан бог помогал ему хорошо царствовать в Польше.
Поблагодарив его и простившись, я увлек Вацека по указанному стариком направлению.
— А все же интересно, откуда он слышал такие слова? — сказал Вацек.
— Что тут интересного? Дураков хватает везде. Мало ли что болтают в народе…
— Как сказать — дураков… По-моему, это прямой намек на казнь… ну, как их там называют, — декабристов…
— Может быть… Ни для кого не секрет, что император начал управление Россией с казни.
— А по-моему, он правильно сделал, — сказал Вацек. — Вот и граф Красиньский так думает По крайней мере, сразу вырезал больное место и все!
— Говорят, это были умные люди и хотели пользы своей стране.
— Кто говорит? Северин Кшижановский? Вот теперь пусть посидит и поговорит сам с собой…
Я опять ничего не ответил. Мы вышли на берег, где было светло и тепло. Тихо плескалась синевато-серая Висла. То ли Вацек почувствовал прелесть весеннего дня, то ли проник в мои тайны. Он вдруг заговорил о розовой панне. И, как всегда, заговорил противно:
— С каких пор ты заглядываешься на женщин? Я думал, ты вообще на это не способен… Тихоня! Я видел, как ты подмигивал розовой панне.
— Не говори глупости! — строго сказал я, чувствуя, что вспыхнул.
— Ври, да не завирайся! — Вацек погрозил пальцем. — Вы оба ели друг друга глазами. Я даже боялся, как бы, лишившись рассудка и чувств, вы не грохнулись под ноги императору. Вот был бы спектакль! Ну скажи, — продолжал Вацек, — ты давно с ней знаком?
— Отвяжись! На галерее было множество панн, и ни с одной — ни с розовой, ни с зеленой, ни с желтой — я не знаком.
— Врешь! Розовых было две, и та, что озаряла тебя влюбленными взорами, была в серебряном обруче. — Испытующе посмотрев на меня, он добавил: — А я ее знаю.
— Знаешь?!
— Это дальняя родственница Радзивиллов. Говорят, пан Михал души в ней не чает.