– А пирожные?
– Сегодня рулет с маком.
– Ладно, пусть будет рулет с маком. Может, хоть засну нормально сегодня.
После ужина они расположились в гостиной возле камина. Морис прикатил столик с чаем и нарезанным рулетом.
Дон встал на задние лапы и дотронулся лапой до колена Мориса.
Миндаугас отломил небольшой кусочек рулета, стряхнул с него мак и положил перед котом.
Тот обнюхал угощение и стал неторопливо жевать.
– Что за кот такой, – пробубнил Наполеонов с набитым ртом, – рулет ест.
Никто не прокомментировал его реплику, и Шура, поглядев на Мирославу и Мориса, продолжил:
– Вот у нас опер Боря носил своего кота к ветеринару, и тот посоветовал кормить его специальными кормами.
– Пусть он сам их ест, – лениво отозвалась Мирослава.
– Боря?
– Нет, ветеринар.
– Может, он и ест, – задумчиво проговорил Наполеонов. – Боря рассказывал, что мужик сам сильно на кота похож – рыжий, с усами, руки какие-то когтистые. Боря признался, что он поймал себя на желании стащить с него брюки.
– Это еще зачем? – искренне удивился Морис.
– Чтобы проверить наличие хвоста! – расхохотался Шура.
Морис бросил на него неодобрительный взгляд.
А Мирослава вздохнула:
– Ну и шуточки у тебя, Шурочка.
– А что вы хотите, – вздохнул Наполеонов горестно, – работа у меня грубая, и сам я – неотесанный мент.
– Не прибедняйся, – пнула его острым носом домашней тапочки Мирослава, – ты у нас начитанный, образованный мальчик.
– И не мент, а полицейский, – проговорил Морис.
– Все одно – легавый, – сокрушенно вздохнул Шура, глядя на опустевшее блюдо, где еще недавно лежал рулет.
– Можешь не вздыхать, – сказала Мирослава, – все равно сегодня ничего больше не получишь.
– Жестокая ты, – проговорил Наполеонов, допил чай и, поставив на столик опустевшую чашку, поудобнее устроился в кресле.
– Как хорошо у вас, ребята. – Шура потянулся всем телом и покосился на растянувшегося на ковре вблизи камина кота.
Отсветы огня неровными всполохами падали на черную шерсть и растекались на ней всеми оттенками шоколадного цвета.
– Оставайся ночевать, – сказала Мирослава.
– Останусь, – не заставил себя упрашивать Наполеонов.
Его ночевки в доме Волгиной были в порядке вещей. У него здесь и комната своя имелась. Называлась она Шуриной или наполеоновской.
А в комнате висела его гитара…
– Шура, спой что-нибудь, – попросила Мирослава.
Морис, не дожидаясь его согласия, отправился за гитарой.
– Ладно, – сказал Наполеонов, – спою вам шуточную песню про плохие привычки. Согласны?
– Согласны, – ответили они одновременно.
Шура взял из рук Мориса гитару, небрежно пробежался пальцами по струнам и, настроившись, запел: