«Кажется, люди нашли общий язык», – подумала она про себя с улыбкой.
Мирослава прислонилась спиной к светло-желтой стене коридора, обшитой пластинами из натурального дерева, и набрала номер Филиппа Яковлевича.
– Филипп Яковлевич, – сказала она, услышав его голос в трубке, – без вас – никуда. Подскажите, где обитает ваша домоправительница.
– Вы сейчас где? – спросил он.
– В коридоре возле кухни.
– Я сейчас спущусь и провожу вас.
– Спасибо, жду.
Он появился всего через несколько минут:
– Пойдемте.
Оказывается, у Серафимы Оскаровны Нерадько было что-то вроде собственной квартиры на том же первом этаже, где располагалась и кухня, но только в другом крыле.
Бельтюков нажал на крохотную кнопку звонка, и в ответ внутри зачирикала неведомая птичка.
Дверь тотчас открылась.
Полная женщина с широко расставленными карими глазами, утиным носом и закрученными на макушке в узел каштановыми волосами пригласила их войти.
– Серафима Оскаровна, – сказал Филипп Яковлевич, – детектив Мирослава Волгина хочет с вами побеседовать, а я, пожалуй, пойду.
Он совершил точный разворот, словно сам себе мысленно отдал команду «Кругом!», и направился к выходу.
Нерадько же провела Мирославу на небольшую, но уютную кухню, выходящую окнами в сад. Конечно, сейчас он выглядел сиротливо. Взгляд Мирославы почему-то зацепился за один-единственный уцелевший лист на ветке кустарника, росшего под самыми окнами.
Фон листа был салатно-желтого цвета, прожилки – темно-желтыми, а края опушены легким инеем.
– Вы не возражаете? – донесся до Мирославы голос хозяйки.
– Что?
– Мы побеседуем на кухне?
– Да, конечно. Здесь очень мило, – сказала Мирослава, оглядывая кухню.
– Мне тоже так кажется, – с легкой грустью улыбнулась хозяйка.
И Мирославе пришло в голову, что, вполне возможно, Нерадько и ее дочери вскоре придется съехать с этой квартиры в доме миллиардера Бельтюкова, которую они, наверное, давно привыкли считать своей. Оттого-то и звучит грусть в голосе женщины.
– Я как раз пила чай, – сказала Серафима Оскаровна, – не желаете присоединиться?
– Не откажусь, – кивнула Мирослава.
Хозяйка спросила:
– Вам погуще или как?
– Я люблю крепкий.
Нерадько налила в чашку заварку и добавила кипяток.
– Сахар сами положите.
– Я пью несладкий.
– Тогда вот клубничное варенье. Очень вкусное. Сама варила, – проговорила женщина без хвастовства.
Чтобы ее не огорчать, Мирослава попробовала варенье, запила чаем и кивнула:
– Действительно, очень вкусно.
Серафима Оскаровна расцвела.
«Вот что делает с людьми похвала, – вздохнула про себя Мирослава, – а мы так редко хвалим ближних своих».