Красная улица (Кава) - страница 55
— Ух, упрямый! Мой характер… Ну ладно, шпарь. Только не долго.
— Я быстро… А без меня на переезд ни за что не трогайтесь!
Коварный в эту ночь выпал снег. Как ни старался шагать потише — хрустит под ногами, как жесть… Наконец добрался к придорожным насаждениям. Сквозь голые деревья оглядел переезд. Как будто нет никого. В будке горит свет, виднеются две тени. Всего два охранника. Это не страшно. На всякий случай нужно пробраться к самой будке, заглянуть в окно. Может, там есть немцы или полицаи…
Проклятый снег будто рвется под ногами в ночной застоявшейся тишине. И глубокий — до колен… Ф-фу, наконец колея. Ступил на рельс и… увидел прямо перед собой дуло немецкого пулемета… И темные фигуры на снегу по ту сторону насыпи… Прыгнул назад так, как не прыгал никогда в жизни. Но те, что лежали, оказались еще проворнее. Спиридона схватили и потащили в будку.
За столом сидел пучеглазый унтер. Увидев парнишку, еще больше вытаращил глаза и махнул рукой. Три полицая, которые привели Спиридона, набросились на него с кулаками.
— За что? За что? — крикнул Спиридон, стараясь закрыть лицо руками.
— Чтобы у тебя быстрей язык развязался. Понял? — Спиридона подняли, посадили на табуретку. Унтер что-то крикнул полицаю. Тот злобно посмотрел на Спиридона:
— Ты кто такой? Лазутчик партизанский?
Мальчик вытер рукавом фуфайки кровь, шедшую из носа, жалобно скривился:
— Дяденька, вы что говорите? Я сирота, по наймам скитаюсь. Зачем мне партизаны, если я голоден?.. А вы еще избили… Лучше бы накормили…
Полицай перевел унтеру. На толстых синеватых губах немца появилось подобие улыбки. Он снова что-то сказал.
— Ты есть партизан! — перевел полицай. — И врун. Ну-ка, быстрее признавайся, от кого и к кому шел!
— Господин, — невинно посмотрел Спиридон на унтеpa, — разве можно врать после такой трепки? Да вы из меня не только ложь выбили, но и душу.
— А чего ночью шляешься? — передал слова немца полицай.
Спиридон шмыгнул разбитым носом:
— Теперь когда бы ни ходил, вы все равно пристанете, партизаном будете обзывать… А какой из меня партизан, господа-дяденьки? Я совсем еще мальчишка…
И впервые подумал: «К счастью, роста маленького. Никто четырнадцати не дает…»
В глазах немца мелькнуло сомнение. Он еще раз оглядел мальчика. Латаная-перелатаная фуфайка, полотняные грязные брюки, на ногах, обмотанных тряпьем, чуни. Лицо худое, бледное… Немец поднялся, подошел к Спиридону, понюхал фуфайку. «Нюхай, нюхай, — подумал Спиридон, — я свою курьерскую амуницию, как только прихожу к партизанам, сразу снимаю. Поэтому дымом от костров она не пахнет…»