Тамара вышла из ванны и встала в дверях. По привычке бросила взгляд на стену, где висели часы: она подарила их как-то Сашке на Новый год. Но часов не было. Вместо них красовалась большая цветная фотография в рамке. Саша, Паша и Васька. Счастливая семья: любящие родители и милый малыш. Все хохотали, казалось, что их просто застали врасплох, хотя на самом деле снимок был явно студийный, постановочный.
– Фотограф хороший, – пробормотала Тома.
– Да уж, неплохой, – подтвердила Саша. Она смотрела на бледную, с синими кругами под глазами Тому безжалостно и прямо.
– А часы где?
– Они мне никогда не нравились! Я их только перед твоим приходом всегда вешала. Паша просил, – фыркнула Саша. – Ты звонила, что придёшь – я вешала часы. Дурдом! Заврались. Здоровье твоё берегли и тонкую душевную организацию.
– А времени сколько сейчас? Телефон дома забыла, часов нет.
– Что? Ах, да. Тебе вечно до минуты надо знать, – Сашка схватила с тумбочки телефон, – полтретьего.
– Надо же, только четыре часа прошло, как я уборку начала, – удивленно произнесла Тома слабым голосом.
Сашка стояла, вытянувшись, вцепившись в мобильник.
– Ты так ничего и не скажешь? Не хочешь узнать, когда у нас началось? Надо поговорить, что теперь делать, – в её голосе впервые прозвучала неуверенность. – Почему молчишь, ерунду какую-то спрашиваешь – часы, время?
– А что говорить, Саш? Ты всё сама сказала. Будете жить вместе, у вас Васька. Счастья, что ли, вам пожелать? Вы и без моих пожеланий обойдетесь. Сына родили и дочку родите. Мешать не буду, Пашку держать… Ты не бойся.
Тома ещё раз посмотрела в Пашины счастливые глаза на фотографии, повернулась и медленно пошла прочь из Сашкиной квартиры.
Ближе к девяти вечера снова зарядил дождь: июнь в этом году больше похож на ноябрь. Редкие прохожие семенят мелкими шажочками, осторожно огибают лужи с мутной серой водой. Даже из окна третьего этажа видно, какие у них недовольные лица, как они ёжатся от холода в студенистом влажном сумраке и ругают мерзкую погоду. Хотя, возможно, это только её воображение: от скуки чего не выдумаешь.
Смотреть на улицу надоедает, и Кристина отворачивается от окна, в очередной раз обводит взглядом палату. Унылое, вытянутое в длину помещение с тремя большими окнами. Вытертый до дыр линолеум, выкрашенные тусклой зелёной краской стены, высокие гулкие потолки. В проходах между скрипучими металлическими кроватями еле-еле помещаются узенькие раздолбанные тумбочки с перекошенными дверцами. Девять человек на трёх десятках метров лежат аккуратными рядами, как дрова в поленнице.