Глаза ее налились кровью, радужка потемнела, став непроницаемо-черной. Сосуды под кожей взбугрились, отчего лицо стало отдавать неестественной синевой. Оно как будто распухло, и мне даже почудилось, что по борту фонтана, словно по сцене, разгуливает не живой человек, а воскресшая покойница, намерившаяся забрать с собой в загробный мир правительницу Вальхейма.
— Терез, послушай меня, — вкрадчиво заговорил страж, то ли стараясь потянуть время, то ли надеясь отвлечь одержимую, чтобы улучить момент и атаковать, при этом не задев королеву. — Я знаю, ты слышишь. Борись с ним! Убьешь ее величество, и твоя жизнь тоже будет кончена.
Я затравленно огляделась. Вокруг ни души, если не считать скулящих фрейлин, от которых никакого толку. Вдали за деревьями виднелась светлая громада дворца. Сколько в нем стражей, способных учуять демона? Сумеют ли подоспеть вовремя? Прежде чем ее величеству перережут горло.
— Она тебя не слышит. Не слы-шит, — с дразнящей интонацией в голосе проговорила Терез. Или, вернее, то, что в нее вселилось. — Я уже несколько часов владею ею, а вы ничего не заметили. Все гадал, кого же мне выбрать в жертвы… — Одержимая скользнула острием лезвия по расшитому серебром лифу королевского платья. — Этих овечек, — клинок, слабо блеснув в лучах тусклого солнца, указал в сторону плачущих девушек и снова прижался к горлу правительницы, — или рыбку покрупнее. Жаль, тело быстро слабеет, иначе бы я выждал более удобный момент. Наедине нам с государыней было бы куда веселее. Правда, ваше величество?
Присутствие духа изменило Алайетт, женщина судорожно вздохнула, и по щекам ее одна за другой потекли слезы.
— Не грустите, — растянуло губы в страшной ухмылке то, что язык не поворачивался назвать человеком, — скоро вы все последуете за вашей правительницей. Кто-то раньше. А кто-то позже. Останутся только избранные. Те, кто будут ему угодны. Остальные…
Договорить одержимая не успела. Поднялся ветер, настолько сильный, что затрещали деревья и стали испуганно склонять пышные кроны. Лепестки цветов, некогда имевшие яркий, насыщенный цвет, а теперь казавшиеся мне серыми, словно хлопья пепла, закружились, уносясь в свинцовое небо.
Незримые щупальца воздушной стихии схватили обезумевшую фрейлину. Подняли ее вверх, точно пушинку. В память врезалось перекошенное лицо девушки, ее фигура, болтающаяся в воздухе, словно она была марионеткой, сломанной куклой, которую дернул за ниточку неумелый кукловод.
Стилет упал в траву, королева — в объятия стража, успевшего ее подхватить. А в следующее мгновение вода выплеснулась из фонтана, когда в него приземлилась Терез.