— Знаю, знаю, — смягчился Быстрицкий. — Вас никто не винит. Ну, всякое бывает. Все мы люди, все человеки… Я говорю: надо решить вопрос. Не затягивая. Значит, у вас все собой?
Борис потянулся к портфелю, открыл его, вытащил со дна бумажный пакет и раскрыл. Деньги на месте. К пятнадцати тысячам Морозова он добавил еще пять тысяч, что получил от Пола. Этого должно хватить, чтобы этот тип заткнулся и больше не напоминал о своем существовании. Деньги сложены в четыре пачки по пять тысяч в каждой, перехвачены резинками.
— Это хорошо, — оживился Быстрицкий. — Приезжайте на место своим ходом. Я на машине, доставлю вас туда и обратно.
— В четыре я еще занят, давайте позже…
— Послушай, Боря, ты ведь хочешь решить вопрос? Тогда не опаздывай.
* * *
После полудня город задыхался и плавился от жары, висевшей в неподвижном воздухе, пропитанном запахом гудрона и бензиновых выхлопов, — такой жары не было и летом. За четверть часа, что пришлось ждать у памятника Крупской, Борис взмок. Наконец у бордюрного камня притормозили бежевые неновые "Жигули", он залез на переднее сидение, хотел протянуть руку, но в последний момент передумал, — положил на колени портфель и отвернулся.
Антон Иванович выглядел кисло, и одет был не для ресторанных посиделок: в простые мятые брюки и ветровку из грубой ткани. Вместо приветствия Антон сказал, что с юности страдает астмой, такая погода, — жара и городская вонь, — смерть для его слабых легких. Съехав на тему слабого здоровья, он некоторое время развивал ее, перечисляя хронические болезни и лекарства, но, не встретив сочувственного отклика, угрюмо замолчал и стал курить, сигарету за сигаретой. Какое-то время ехали молча. Когда машина оказалась за городом на полупустом шоссе, подул свежий ветерок, немного разогнавший жару, Антон сказал, что это очень удачная идея, — встретиться на природе после рабочего дня, организовать пикник и вообще…
Борис возразил, что со временем не густо, он просто хотел вернуть деньги, а насчет загородного пикника они не договаривались. В ответ Антон впервые улыбнулся, — природа — это святое, это наши корни, а рассиживаться они не будут. В багажнике, между прочим, красное вино, плюс два ящика "жигулевского" и копченый палтус, — рыба для гурманов, сочится жирком, такой нежный, — что и жевать не надо. Съехали с Ярославского шоссе, полем промчали по проселку, остановись возле речки, на высоком косогоре.
Здесь уже стояли две машины, дымил костерок, на раскладных стульях сидели трое мужчин и женщина, та самая Лиза, знакомая по ресторану "Центральный". Она курила ментоловые сигареты на костяном мундштуке и смотрела поверх деревьев, куда-то вдаль. Еще трое мужчин, тихо переговариваясь, стояли в сторонке. Среди тех, кто стоял, Борис узнал Олега Пронина, который тогда, в гостиничном номере, взял расписку и выдал пятнадцать тысяч. Пронин был одет в желтую майку с надписью на английском: Да здравствует Куба. Тут же стоял пластиковый столик, на нем бумажные тарелки с закуской и бутылки.