Гончар вытащил из ящика стола коричневый ремешок из лакированной кожи и протянул Стасу. Тот повертел ремешок в руках и сказал:
— Ремешок можно запросто самому поменять. Даже человек с плохим зрением справится.
— Пойми, менталитет у западного человека другой. Русский сам сделает. Американцу это в голову не придет. Он зайдет в ремонт часов. И там эту работу выполнит мастер.
— Ну, сменил человек ремешок. Что тут подозрительного?
— Менять почти новый ремешок на другой — глупо. И странное место Нил для этого нашел — Москву. Здесь не лучший сервис, — мягко говоря. И выбор этих ремешков — скудный, нищенский. Он не знал, где здесь эти мастерские, значит, искал их. Для чего? Сменить шило на мыло? Короче, разберись с этим вопросом. Хочу понять: почему Нил это сделал.
Для начала Стас получил справку из информационного центра КГБ. От гостиницы "Минск" на расстоянии до сорока минут ходьбы, — дальше по времени не получается, — четыре мастерских по ремонту часов. Вряд ли Нил брал такси, чтобы добраться до одной из них. Он знает всего два десятка русских слов, объясниться с водителем, — целая проблема. Из гостиницы Нил отлучался приблизительно около четырнадцати часов, в это время на улице Горького слишком много народу, такси не поймаешь. Что ж, значит, он шел пешком. Для начала надо заглянуть в ближние мастерские.
Лыков вызвал служебную машину, побывал по трем адресам, поговорил с приемщиками и мастерами, работавшими одиннадцатого и двенадцатого июня. Показал им фотографии Нила, но никто американца не узнал. На приемке уверенно отвечали, что этот человек не приходил, иначе его бы наверняка запомнили.
Лыков приказал водителю вернуться к гостинице "Минск", здесь он отпустил машину, решив прогуляться. Он дошел пешком до Пушкинской площади, спустился по бульвару к улице Герцена и оказался возле старого двухэтажного дома грязно-серого цвета. Вошел в крошечное душное помещение, за деревянной стойкой сидел мужчина лет сорока в синем рабочем халате, он пил чай и читал газету "Советский спорт". Лыков предъявил служебное удостоверение, вытащил три фотографии Нила и положил на прилавок.
Лицо часовщика сделалось напряженным, лоб мгновенно покрыла мелкая испарина. Когда он отодвигал стакан чая, ложечка зазвенела, рука дрогнула. Он посмотрел фотографии, вернул одну за другой. Левую руку старался держать не на виду, а под прилавком. На указательных и среднем пальцах блатные татуировки перстней, значит, сидел.
— Одиннадцатого и двенадцатого июня? — переспросил часовщик придушенным голосом и поскреб затылок. — Это, значит, десять дней назад? Нет, не видел такого. У меня на лица хорошая память.