Моррис хотел ответить, что ни в том, ни в другом случае у Бориса не останется даже крошечного шанса отвертеться, — он не мальчишка, глупо на это надеяться. Но ничего не сказал, только вздохнул и уставился на витрину толстого стекла. Если Бориса возьмут с поличным, он пройдет длинную череду допросов, полосу страданий и боли, заглянет в такие бездны ада, о существовании которых даже не подозревает в своей теперешней благополучной жизни, — в тюрьме его бедную душу будет согревать единственная добрая надежда, — на скорую смерть. Пусть даже не самую легкую.
Но ему не дадут быстро умереть, он пройдет весь путь от начала до конца, медленным шагом, с долгими остановками: пытки, крытые тюрьмы, пересылки, психушки. Стукачи, подсаженные в камеру. Химические препараты, развязывающие язык. И снова допросы, боль, страх, потеря человеческого достоинства, рассудка. Запоздалое сожаление о содеянном, и снова — страх, боль, унижение… В Лефортовской тюрьме он расскажет все, что знает, и чего не знает, все, о чем думает, о чем догадывается, о чем мечтал когда-то в детстве… И нет людей в мире, самых крепких, мужественных, подготовленных, которые пройдут эту страшную дорогу и не дрогнут, не сломаются. А рядом не окажется никого, кто скажет хоть одно доброе слово, — он услышит только оскорбления и проклятия. Перед смертью от Бориса отрекутся все близкие: отец, жена…
— Я сам об этом думаю, — сказал Пол. — О той минуте, когда на запястьях защелкнут браслеты наручников. Часто думаю, даже слишком часто. Ведь со мной это тоже может случиться. Задержание с поличным, допросы… Я простой журналист. У меня нет дипломатической крыши. Это дипломатам легко. Если поймают, — дадут пинка под зад, и точка на этом. Со мной вопрос сложнее. По вашим законам меня могут сгноить в сибирских лагерях, даже расстрелять. Но до этого вряд ли дойдет. Сейчас Россия и Америка в не самых плохих отношениях. Даже слово нашли — конвергенция. Но все это — показуха, она копейки не стоит, — Пол помолчал и сказал то, чего не хотел говорить. — Меня обменяют на какого-нибудь русского шпиона. Со мной Советы обойдутся гораздо гуманнее, чем с тобой…
— Не будем о грустном. Иначе всплакну от жалости к себе.
— Только не переоценивай их силы. В КГБ работают обычные службисты со средними способностями. Это не джеймсы бонды, это гораздо хуже. В большинстве — карьеристы, — высиживают мозолистыми задницами теплую должность. Или звездочку на погоны. Всех известных эпизодов, ну, когда гэбэшники хватали реальных шпионов, — по пальцам считать. Запомни, мой друг: все провалы разведчиков — это следствие ошибок, которые сами допустили. Они сами виноваты.