Поведя рукой, мужчина указал на даже с виду удобнейшее кресло-качалку. Ада, вспомнив, что она еще одета, скинула пальто на как будто специально торчащие неподалеку из стены лосиные рога. Кстати, сам хозяин-пришелец был облачен – по-другому и не скажешь – в темно-коричневую далматику с накинутым на плечи более светлым сагумом и выглядывающими из-под полы шоссами. На ногах у него при этом были совершенно обычные домашние тапочки, что слегка сбивало канонность и иконность образа.
– Как зовут вас, госпожа? – Старик пододвинул к креслу невысокий восьмиугольный столик с изумительной геометрической мозаикой на столешнице. Поверх мозаики было кинуто вышитое льняное полотенце, а уже на нем стояла чаша с фруктами, кувшин, кубок и плетеная корзинка с выпечкой. Желудок бессовестно буркнул, и его пришлось срочно заглушать ответом:
– Ада. Адельхайда фон Рихтхофен, если полностью. Но здесь, как правило, Ада.
– Значит, Германия, – кивнул своим собственным мыслям собеседник. Он взял небольшую банкетку и сел рядом с креслом гостьи. – Тогда зовите меня Никлаус. Я привык.
– М-м-м… – Дозорная склонила голову набок, отщипывая виноградину с плети. – Не Германия. Россия. Красноярск. Сама я родилась в Германии, да. Правда, очень давно. А вы?
Проигнорировав вопрос, Никлаус нахмурился и пожевал губами.
– Красноярск? Такого еще не было… Как же вас сюда занесло? Впрочем, – спохватился он, и морщины на высоком загорелом лбу сложились скорбно, безысходно, – кто бы говорил… Вы ведь Иная?
Едва заметно вздрогнув, Ада подавила желание тут же уставиться на мужчину сквозь Сумрак. «Забыла, забыла!» А ведь первым же делом стоило бы! Она мило улыбнулась очередной виноградине, надкусила ее и только теперь покосилась на хозяина, подняв веками собственную тень.
Удивительно. Ни малейшего признака Инаковости. Самый обычный человек. Видит Иных? Впрочем, другие вопросы были важнее.
– Конечно, – светски мурлыкнула девушка. – Светлая Иная, третий уровень, Ночной Дозор. И строго говоря, я ехала с дежурства домой. Не то чтобы я не люблю гостей – или ходить в гости, – но… – Она сделала округлое движение ладонями, надеясь, что это сподвигнет собеседника на объяснения.
Так и вышло.
Старик снова вздохнул. Тоже потянулся тонкими, ловкими пальцами к винограду, оторвал сразу небольшую веточку, кинул пару ягод под аккуратно остриженные усы. И заговорил:
– Давным-давно я жил в городе Миры, что в Ликии, бывшей на то время провинцией Бизантиума. Течение оной жизни моей было покойно и праведно – как мне тогда представлялось. С детства я рос человеком набожным, тянулся к вере и знанию, помогал больным, бедным и немощным. Вскоре по вхождении в возраст меня возвели в сан священника, а позже и епископа. Впрочем, мало что изменилось с тем для меня – разве что ответственности стало больше. Ибо слово, сказанное простым человеком, и то может вызвать волнения в людях; так малый камешек, брошенный в покойный пруд, порождает рябь и замутнение водного зеркала. А слово, сказанное пастырем, опасно вдвойне.