Эльза пришла.
* * *
У каждого человека есть стержень. Кто-то выстраивает его в себе сам, кто-то получает в наследство от обстоятельств непреодолимой силы; кто-то просто живет, даже не предполагая, что оно может быть как-то иначе. Стержнем этим может оказаться что угодно – от любви к кошкам до ненависти к врагу, от заботы о ближнем своем до принципиального раздолбайства. Да, даже люди, на первый взгляд, не имеющие никаких целей и устремлений в жизни, формируют себя вокруг задачи оные цели и устремления не иметь. И надо заметить, подчас справляются с ней эффективнее многих.
Сам стержень тоже может выполнять очень разные функции. Кого-то он ведет к триумфу, кого-то – к погибели. Кого-то вытаскивает из глубочайших топей, а кто-то просто опирается на него при ходьбе, как на тросточку. Кто-то вообще может не осознавать, что в жизни его был некий определяющий и направляющий фактор…
Пока фактор этот из него не выдернут.
Аде доводилось видеть подобное. Да что видеть – она и сама вкусила от древа познания, причем не единожды. Смерть мужа, обвинения человеческой инквизиции, знакомство с миром Иных, собственная смерть и возрождение в совершенно чуждой эпохе – можно сказать, что ломало ее регулярно. С чувством, с толком, с расстановкой.
И потому она хорошо понимала, что именно происходит с человеком, когда на лице его проступает это знакомое выражение беспомощности. Когда плечи словно оседают вдоль грудной клетки, а кисти рук, еще буквально только что сжатые в кулаки, разваливаются и разворачиваются, словно мертвый еж. Когда в глазах остается только один вопрос: «И как мне быть?»
Потому что быть отныне кажется не то что неосуществимым – просто невозможным. Несовместимым с наличествующей Вселенной.
И она прекрасно понимала, что сейчас ощущает Олег.
Сначала на асфальт упал нож, глухо блямкнув лезвием. Потом у парня подломились колени – не театрально, не как в кино, когда актер красиво падает на заботливо подставленную ассистентом и замаскированную художником подушечку. Ольгерд едва успел заново поймать внука за руку, не давая разом ослабевшему и обмякнувшему телу предать все еще тлеющий дух. Впрочем, он и сам выглядел ошарашенным – хоть и держался не в пример бодрее. «Опыт, – подумала Ада. – Годы и опыт. И ответственность. Без нее никуда».
Прочие Иные замерли где стояли. Даже волк с маламутом будто бы превратились в прекрасно выполненные чучела имени самих себя – не дергали ушами, не мотали хвостами, не скалили клыки. Одного, переднего нижнего, у оборотня, кстати, не хватало. Интересно, с чего бы?