– А ты действительно молодец. Отличный из тебя получится… бескуд. Вот так и держись, парень. Так и держись, – он повторил это уже себе практически под нос, а потом снова взял Кадиша на руки. Тот глубоко вдохнул…
А выдохнул уже лежа на земле. Холод сразу же забрался ему между лопаток, втянулся в позвоночник, забурился под затылок. Иной, растянувшийся рядом, ухватил его за руку.
– Терпи. Надо.
Надо, повторил мысленно подросток. «Надо», – словно эхом отдалось от стен грота. «Надо», – сверкнул в темноте огонек, опустившись ближе. Сказанное вслух отдалось во всем мироздании, и природа вещей как будто устремилась исторгнуть слово обратно. От низкого, гудящего громыхания звук, поселившийся не то в камне, не то в голове Кадиша, постепенно перешел к мелкому рокоту, а потом и вовсе рассыпался на песчаный шелест…
И тут стало ясно, что шелестит все-таки не воспаленное воображение.
Со всех сторон к ним с князем тянулись, росли, ветвились тоненькие, словно из мутного стекла вылепленные трубочки. По ним будто струилась вода, то втягиваясь внутрь, то выбрасываясь наружу и тут же затвердевая. Некоторые из них уже почти доставали до ног, и удержаться от того, чтобы дернуться, не получилось.
– Спокойно, – донеслось сбоку. – Терпи. Надо.
Снова «надо». Кадиш постарался дышать медленно, не смотреть по сторонам, не думать о наползающем со всех сторон льдисто-каменном коконе. Холод начал сковывать, стягивать судорогами мышцы. Тут неожиданно помогла головная боль, снова дернувшаяся в висках. Пришлось зажмуриться, сделать несколько вдохов и выдохов, удержать тошноту…
Когда же парень проморгался, вокруг была только темнота. И затихающий, глохнущий шелест. Их с князем окончательно укрыло и погребло под растущей коркой.
И в этой темноте и тишине сознание начало отчебучивать и выкаблучиваться. Порывисто цепляясь за рукав молча лежащего рядом Анджея, внук шойхета вдруг начал видеть, слышать, осязать и обонять странное: далекие жаркие земли, и пески, и озеро, по берегам которого росли странные деревья с пучками широких листьев, похожих на папоротник, на макушке. В голове пронеслись слова: «ям Киннерет». Стоп, вспомнил Кадиш, это же из Писания!
Сам он будто сидел в лодке на корме, подозрительно знакомыми сильными руками выбирая закинутые в воду сети. На носу же трудился молодой мужчина, похожий на князя, словно брат. «Шимон», – услужливо подсказала новообретенная память.
Он снова отвернулся к воде – и вдруг спиной почувствовал чуждое. В лодке был еще кто-то. Нырнув в Сумрак – так вот это как! – он развернулся, оскалил клыки… И остолбенел.