Ушел или притаился?
Не двигаясь, с автоматом наизготовку Димка простоял минут пятнадцать. Потом снял со стены фонарик и стал изучать лестницу. Выдержит или нет?
Она выдержала. Даже ни разу не заскрипела, когда он по ней поднимался. Правда, поднимался он так осторожно и медленно, что чуть с тоски не помер.
На втором этаже тоже не было окон. В углу — куча какого-то тряпья, на полу валяются пустые бутылки. Все это можно было разглядеть и без фонарика, потому что сквозь люк в потолке, к которому тоже вела лестница, проникал слабый дневной свет.
На третий этаж Димка поднимался уже с меньшими предосторожностями.
Здесь оказалось четыре окна — на все четыре стороны света. Большинство стекол было выбито, а дыры заткнуты тряпками. Димка подошел к ближайшему окну и сразу увидел «его».
Человек шел в сторону полуразрушенной теплицы и поминутно оглядывался. Одет он был вполне прилично, даже шляпа на голове. В руке — эмалированный молочный бидон.
Обогнув теплицу, человек остановился, снял шляпу и носовым платком вытер лысину.
И тут у Димки мелькнула смутная догадка. Надо бы ее проверить, но нельзя было выпускать из виду этого типа. Впрочем, «тип» за несколько минут ничего непредвиденного предпринять не сможет, так что, пожалуй…
Димка бросился к лестнице, быстро спустился на второй этаж и ногой отшвырнул наваленное в углу тряпье.
Под тряпьем стояла десятилитровая бутыль с какой-то жидкостью, заткнутая большущей пробкой. Как только Димка эту пробку вытащил, в нос ему шибануло тяжелым самогонным духом.
Все было ясно, и Димка снова поднялся наверх.
Человек с бидоном исчез. А ведь за время Димкиного отсутствия этот тип никах не успел бы дойти до ближайших домов или вернуться к башне. Может, спрятался в теплице? Но ради чего? И опять Димке стало неуютно. Правда, у него шмайссер, и в крайнем случае… Но ведь всю округу переполошишь, и чем это кончится, один бог знает. Он взглянул на часы. Половина шестого. «Опаздываю, как фифа!..» И вдруг увидел этого типа. Тот, действительно, вышел из теплицы, и в руке у него был топор. Решил, наверное, взломать дверь.
Димка подпустил его поближе, потом прислонил к стене автомат, сунул в рот четыре пальца и свистнул так, что у самого зазвенело в ушах.
Человек остановился как вкопанный, потом отбросил топор и, размахивая бидоном, помчался обратно, с невероятной для его солидного возраста прытью.
Впереди был мост. И три часовых, каждый из которых мог оказаться не в меру любопытным. Димка неспешно крутил педали, а в голове у него вертелась дурацкая школьная поговорка: «Любопытство не порок, но большое свинство». Поговорка эта вертелась у него в голове, как испорченная пластинка на патефонном диске, бессмысленно, на одной и той же ноте. И чтобы избавиться от этого наваждения, Димка стал насвистывать, а когда и это не помогло, даже тихонько запел по-немецки: «Ich bin jung und du bist jung…» — «Молод я и ты юна…»