Даже вечером африканское солнце палило нещадно, и лучше всего было ехать в тени, прячась под сенью глинобитных построек и стараясь не попадать на не защищенные тенью участки неширокой улицы.
Русская миссия, будто оазис, вынырнула из облака песчаной пыли, поднятой вялым мулом, тянувшим перед Вилькиным груженную кокосами повозку. У ворот расслабленно стояла пара босоногих ашкеров[3] в мятых рубашках и холщовых английских штанах. При виде посетителя воины скрестили копья и изобразили на лицах непреклонную решимость не пустить его внутрь. Семен осадил коня, извлек из сумки переданный через посланца пропуск, показал его ближайшему стражу ворот и только после этого был допущен на территорию посольства.
Молодой чернокожий садовник из местных с привычной небрежностью подстригал кусты, не позволяя буйной тропической растительности заполонить собой все имеющееся пространство широкого двора. У коновязи Вилькин спешился, бросил поводья угольно-черному мальчику при конюшне и устремился вверх по ступеням к застывшему посреди веранды послу. Отменно сидящая визитка делала высокого плотного Сольского похожим на оперного певца. Посол стоял перед выставленными в ряд акварельками и вопросительно посматривал на свою крохотную суетливую жену, с самым комическим видом делающую умоляющие гримаски.
Вилькин подошел поближе и посмотрел на картины. Акварели казались совсем детскими, словно выполненными рукой не имеющего понятия об основах композиции новичка, пытавшегося, как умеет, передать африканский пейзаж и коренных обитателей этих мест. Деревья поражали безумной зеленью, фигурки негров — необычайной кривобокостью. Рядом с картинами, приосанившись и надменно посматривая на присутствующих, прохаживалась Зиночка Бекетова, сотворившая это безумие. Белоснежная чалма с павлиньим пером ловко сидела на ее белокурой головке, укороченный алый лиф обтягивал высокую девичью грудь, в то же время открывая соблазнительный мягкий животик, а прозрачные шальвары не столько не скрывали, а, напротив, всячески подчеркивали стройные ножки.
«Хороша, чертовка. Жениться на ней, что ли?» — лениво подумал Вилькин, не без удовольствия оглядывая прелестную художницу.
С недавнего времени Зиночка брала уроки живописи у супруги посла, и Вера Васильевна, так же, как и все окружающие, изнывавшая в этой богом забытой дыре от скуки, искренне считала, что ее воспитанница делает несомненные успехи, которыми и спешила похвастаться. Посол Сольский славился излишней прямолинейностью, знал за собой этот грех и предпочитал лучше смолчать, чем кого-нибудь обидеть неосторожным словом. Как ни подсказывала мадам Сольская намекающими взглядами нужную линию поведения, слукавить Борис Александрович не решался. Заметив поднявшегося на террасу Вилькина, он торопливо протянул для рукопожатия мягкую влажную ладонь и с видимым облегчением произнес: