Следующим утром
— То, что произошло, не должно просочиться в СМИ…
— Это невозможно. Журналисты дежурят по всем фронтам.
— Мне плевать!
— Как можно объяснить исчезновение главного фаворита гонки?
— Не знаю. Испугался, заболел. Что угодно. Пусть его пресс-агент выступит перед журналюгами.
— Все равно все узнают правду. Вы не сможете скрыть его смерть!
— Если Фил не выступит, ты понимаешь, о каких финансовых потерях идет речь?!
— А вы понимаете, что он умер?! Что вы предлагаете? Посадить за болид его труп?
— Если бы кто-то смог выступить вместо него… А смерть мы бы объяснили потом, после гонки…
— Вы с ума сошли!
— Нужен тот, кто сможет управлять его болидом.
Лоренцо задумался. А потом произнес:
— Мне нужна его жена.
— Что?!
— Да. Она прекрасная гонщица. И не выступает среди женщин только потому, что… Не знаю почему. Это не важно. Однажды, ради смеха, на репетиционной гонке она выступала за Фила. И знаешь что? Пришла третьей. Среди профессиональных мужчин-пилотов! Она оставила многих звезд позади. Ты можешь себе такое представить?!
— Вы думаете, никто не заметит, если женщина будет сидеть за рулем? Кроме того, она придет последней. Это же очевидно!
— Не важно. Главное, она выйдет на трассу. Никто не заметит, что машиной управляет не Фил, если мы все сделаем правильно. А если она покажет худший результат, мы спишем это на заболевание, которое и объяснит потом его смерть. Все сойдется.
— Мы под прицелами лучших репортеров и папарацци мира. Они только и ждут, чтобы получить какую-нибудь сенсацию!..
Но Лоренцо так загорелся этой идеей, что был непоколебим.
— У нас нет выбора. Мы должны рисковать. Я не могу потерять такие деньги. Приведите ко мне его жену.
После опознания Мишель ни с кем не разговаривала. Пережитый шок оказался слишком сильным. Она отказывалась верить в реальность случившегося. Тело Фила, ее прекрасного мужа, было изуродовано четырьмя десятками ножевых ранений. Лицо осталось нетронутым, а его выражение даже казалось спокойным. Если бы не неуловимый, но жуткий оттенок смерти, можно было подумать, что Фил просто спит.
Само собой, Мишель не хотела теперь ни видеть кого-то, ни говорить с кем бы то ни было. Все, что она себе позволила, — молча проплакать несколько часов на груди у матери, выплеснув наружу всю накопившуюся боль…
Когда настойчивый Лоренцо буквально ворвался в дом Мишель, Одри сразу сказала, что ее дочь не может сейчас поговорить с ним. Лоренцо стал кричать, что это срочно, и Мишель спустилась, услышав шум внизу:
— Что вам нужно, Лоренцо? Вы ведь уже знаете о случившемся?