Он вытащил соломенную циновку и улегся на нее, подложив под голову какой-то сверток. Устроившись поудобнее, он сказал, что мне предстоит еще кое-что сделать, если я действительно хочу изучать растения.
— Что было не в порядке с тобой, когда я видел тебя, и что не в порядке с тобой сейчас, это то, что ты не любишь принимать ответственность за свои действия, — медленно произнес дон Хуан, как бы давая мне время понять, о чем он говорит. — Когда ты говорил мне все это на автостанции, ты прекрасно отдавал себе отчет в том, что врешь. Почему ты врал?
Я объяснил, что делал это, чтобы заполучить «главного информатора» для своей работы.
Дон Хуан улыбнулся и замурлыкал мексиканскую мелодию.
— Если человек решил сделать что-либо, то он должен идти до конца, — сказал он, — но при этом ему необходимо принять на себя ответственность за то, что он делает. Что именно человек делает, значения не имеет, но он должен знать, во-первых, зачем он делает это, и затем он должен осуществлять свои действия без сомнений и сожалений по их поводу.
Он смотрел на меня изучающе. Я не знал, что сказать. Наконец, у меня сформировалось мнение, почти протест. Я воскликнул:
— Но это же невозможно!
Он спросил, почему, а я ответил, что, наверно, было бы идеально, если бы люди обдумывали все, что собираются сделать. Но на практике, однако, такое невозможно, и невозможно избежать сомнений и сожалений.
— Еще как возможно! — убежденно возразил дон Хуан. — Взгляни на меня. У меня не бывает ни сомнений, ни сожалений. Все, что я делаю, я делаю по собственному решению и принимаю на себя всю полноту ответственности за это. Самое простое действие, например, прогулка с тобой по пустыне, может означать для меня смерть. Смерть выслеживает меня, поэтому у меня нет места для сомнений и сожалений. И если я должен умереть, в результате того, что я беру тебя на прогулку, то я должен умереть. Ты же, в отличие от меня, чувствуешь, что бессмертен, а решения бессмертного человека могут быть отменены, о них можно сожалеть или в них сомневаться. В мире, где смерть — охотник, мой друг, нет времени на сожаления или сомнения. Время есть лишь для решений.
Я совершенно искренне возразил, что, по моему мнению, мир, о котором он говорит, нереален, что он произвольно создает этот мир, взяв идеальную модель поведения и утверждая, что следует действовать именно таким образом.
И я рассказал дону Хуану о своем отце, который любил читать мне бесконечные проповеди о чуде здравого ума в здоровом теле, о том, что молодым людям следует закалять и укреплять свое тело, преодолевая трудности и участвуя в спортивных состязаниях. Отец был молод; когда мне было восемь, ему едва исполнилось двадцать семь. Летом он, как правило, уезжал из города, где работал учителем в школе, чтобы хоть месяц провести на ферме моего деда, где я жил. Этот месяц был для меня сущим адом. Я привел дону Хуану один из типичных примеров поведения отца. Пример этот, как мне казалось, вполне соответствовал теме нашего разговора.