— Слышь, — рядом плюхнулся Игнатка, паренек ловкий, справный, да бестолковый. Ему б со своими быть, перенимать умение, а он к ворам тянется, не понимает, что дело это, может, префартовое, однако и опасное. Нищего что? Выдерут.
В острог упекут.
И отпустят.
А вот вора, коли поймают, то прямехонько на каторгу, там уже и клеймо получишь, и от него вовек не избавишься.
— Мне вот чего дали, — Игнатка вытянул из-под полы кипу мятых листочков. — Сказали нашим разнести, чтоб они людям, значится…
Листочки были желтыми и некрасивыми.
А уж писано на них было…
— Выкинь, — нищий ловко приподнялся и, потянувшись, распрямил ногу. Ишь, затекать стала… может, ему с безногости на падучую перейти? Хотя… падучих народишко боится. Тогда за юродивого? А что, лицо чистенькое, надобно только попоститься, чтоб худоба пришла.
— Куда?
— Куда-нибудь…
…юродивый там или слепой… слепой — тоже неплохо, особенно, коль ослеп, отечеству служа, но главное, что не в Арсиноре. Теперь понятно, за что Басурмана убрали. Он бы с этаким дерьмом связываться не стал бы и другим бы не позволил.
— Дурак ты, — Игнатка носом шмыгнул, соплю подбирая. — Так и будешь до смерти самой туточки сидеть…
Чем плохо-то? Тепло и мухи не больно кусают, хотя нынешним днем они, надобно признать, свирепые вышли…
— …а я вот в люди выбьюсь…
— В петлю ты выбьешься, — нищий покачал головой, уже понимая, что ничего-то он не переменит. Да и надо ли? Коль охота Игнатке зверя коронного за хвост тягать, то и пускай себе. Не понимает, дурья башка, чем подобные игрища чреваты. И видать, прочел Игнатка что-то этакое, понял, если головой косматою тряхнул, оскалился и зашептал быстро так, захлебываясь словами:
— Вот увидишь, скоро все переменится… вона, на этое… именитства велено, чтоб шли на площадь… бочки, небось, выкатят. А в тех бочках…
Нищий попритих, только и Игнатка понял, что лишнего сболтнул.
— Весело будет… — сказал он, листочки раскидывая. И ветер поднял, закружил, понес по-над рыночною площадью. — Только не всем… полыхнет Арсинор, что небо давече.
…и нищий знал, кто будет гореть в том костре.
Только… не маленький уже Игнатка, а он… у него своя дорога, небось, велика империя, хватает в ней жалостливого люда. Правда, сперва надо будет словечко шепнуть одному человеку, который, глядишь, и поблагодарит, если не рублем, то подорожной.
Подорожная даже нужнее.