— Весь!
— Если весь кровь выпить, тогда что останется? — пиявка не поддавалась, выказывая неестественную для своего вида прыть.
Придворные зашептались, то ли обсуждая новую для себя мысль, то ли Лешека, то ли аптекаря, который на цесаревича взирал с немалою укоризной.
— Не, — Лешек пиявку-таки ухватил. — Нельзя, чтобы весь кровь пиявкам…
Он вручил несчастную аптекарю, и та, ловко крутанувшись, плюхнулась на белое запястье последнего, приникла жадно. Небось, не кормили для пущего эффекту.
Император же застонал.
И Лешек, взявши батюшку за руку, завопил:
— Папенька, не помирайте пока! У меня именины!
…и надо полагать, сия фраза в скорости разлетится по двору, а то и не одна, этак к вечеру будут пересказывать речь, которую цесаревич изволил произнести над бренным телом батюшки. Впрочем, чем бы они не тешились, абы в заговоры не влезали…
— Подите все прочь, — Его императорское величество приподнялись на подушках. — Думать буду… о делах… государственных…
Лицо его было красно и раздуто. Бородка всклочена, а серьга в ухе поблескивала как-то слишком уж ярко, будто маслом ее натерли.
Но главное, ослушаться батюшку не посмели, и вскорости приемный кабинет его опустел, осталась лишь банка с пиявками, которые из этой банки норовили выползти.
— Гадость какая, — пробормотал Лешек, банку двумя пальчиками поднимая. Он перенес ее на слегка запылившийся столик и водрузил поверх бумаг. Кажется, кто-то что-то там просил, то ли титулов, то ли земель, то ли еще каких неотложных милостей.
— Не скажи, — Его императорское Величество потер шею. — Ишь, взопрел…
Он стянул через голову рубаху, которой и обтерся.
— Вот никогда не любил этой заразы… — Александр поскреб плечо, на котором расцвела красная сыпь. — Зато вышло, по-моему, убедительно…
— А это…
— Матушка твоя расстаралась. Сказала, полезно будет кровь почистить.
— Ага… от этой чистоты вон и пиявки дохнут, — проворчал Лешек, но больше для порядку, поскольку матушка точно не навредит, да и он сам не чувствовал отравы.
Его императорское Величество устроились в кресле, плеснули себе компоту, яблочного с клюквой, до которого весьма охочи были, пусть и являлся сей компот питием обыкновенным, лишенным всякого изящества, и велели:
— Говори уже…
Лешек ущипнул себя за ухо и вздохнул:
— Папенька… — разговор предстоял непростой. — Я вот… как-то… никогда и не спрашивал особо, как получилось, что ты… гм… как бы это выразиться, в императоры вышел… но теперь… ты же читал Митькины доклады?
Читал, тут и думать нечего.
Его императорское Величество могли притворяться болезными, однако чтобы вот так взять и на самом деле пустить дела самотеком, тем паче такие, которые большою кровью грозятся, невозможно это. А значит, слышал.