Лизавета почувствовала, как вспыхнули щеки.
Целоваться?
Не умеет?
— Но я научу, — князь-таки закрыл глаза. — Потом… устал что-то…
— Значит, надо отдыхать.
— Буду… только ты не уходи, ладно?
— Не уйду, — пообещала Лизавета, мысленно проклиная себя и за слабость, и за язык чересчур длинный.
— Хорошо… только в следующий раз я тебя лучше клубникой накормлю… с клубникой целоваться будет вкуснее, чем с огурцом…
…Одовецкая сделала вид, что занята исключительно содержимым своего кофра, за что Лизавета была ей невероятно благодарна.
А еще Лизавету не оставляло ощущение, что она забыла о чем-то важном.
Лешек вышел из круга.
Огляделся.
Тьма была кромешной, но не для внука Полоза. Он коснулся стены, пробуждая камень к жизни, и тот слабо засветился.
— Митька! — Лешек весьма надеялся, что у старого приятеля хватило выдержки дождаться Лешекового возвращения. В пользу того говорила приятная пустота подземелий.
Ни магов-поисковиков, ни войска.
Ни обеспокоенного папеньки.
…ни, что характерно, самого Митьки.
Лешек прислушался к камню и, крутанувшись, шагнул туда, где почуял живое человеческое тепло.
— Митька, зараза ты этакая… — он запнулся.
Митьки не было.
В уголке, прижимаясь к холодной стене, сидела девушка вида самого разнесчастного и баюкала в руках револьвер.
— Не подходи, — сказала она, револьвер поднимая, — а то стрельну!
— Зачем?
Девица была…
…смутно знакомой.
Где-то он определенно видел ее, но вот где… когда? Среди красавиц? Или просто во дворце… не важно, главное, что в подземельях девице точно было не место.
— Митька где? — поинтересовался он, а девица ответила:
— Унесли.
— Кто?
— Девочки. Он раненый был. И Одовецкая сказала сперва, что он умрет…
…сердце кольнуло.
— …а потом Лизавета его позвала, и Одовецкая ему голову разрезала…
…душа перевернулась.
Митька умереть не может. Он, конечно, не древнего рода, но маг и силы изрядной… и не может он умереть, и все тут!
— …она там кости правила, — девица коснулась пальчиками виска, но револьвер не убрала. — А потом сказала, что его можно уносить.
— И унесли?
Она кивнула, уточнив:
— Асинья… тропу открыла…
— А ты?
Девица вздохнула печально-препечально, признаваясь:
— А меня забыли…
Ага.
Забыли.
Взяли и…
— Они не виноваты, — она опустила взгляд. — Просто… дар у меня такой… меня и родные… маменька трижды на ярмарке забывала. Там людей много, я пугалась и вот… последнего раза меня два дня искали… и маменька сказала, что больше на ярмарку брать меня не станет, потому что к нее нервы слабые. А я же не виновата. Дар просто… я чуть отошла… там блеснуло что-то, а когда вернулась, то их… не успела. И куда идти не знаю.