Стоп.
Ветрицкией.
Древний род. Богатый. И сестрица кривится, не скрывая злости: уж она бы… но у нее дара нет.
— Постарайся все не испортить, — матушка сама нащипывает щеки и хмурится. Стало быть, выглядит Лиза не так, чтобы хорошо. Ничего. Она привыкла к собственной некрасивости.
А Ветрицкий хмур.
Он старый.
Как папенька. Но по нему не скажешь, смотрится молодо, что заставляет сестрицу жеманничать. Впрочем, Ветрицкий, в отличие от иных кавалеров, не испытывает восторга и не спешит лишиться разума, но машет рукой и говорит:
— Замолчите.
И Стеша замолкает.
Ее глаза вдруг стекленеют, и сама она…
— Не стоит волноваться, это ей не повредит. Она будет уверена, что весь вечер меня очаровывала, а я поддавался. При внушении главное использовать понятные людям образы. Позволите?
Он потянул за треклятую цепочку, и Элиза склонила голову.
Первый вдох дался ей… тяжело.
А Ветрицкий нахмурился.
— Стало быть, ее в принципе не снимали? Когда ваш батюшка написал мне, я, признаться, не думал, что все настолько… серьезно. Дышите. И если больно — кричите.
Она не кричала.
Стиснула зубы, пытаясь справиться и со слабостью, и с головокружением, чем заслужила одобрительный кивок.
— Ваш дар успели изуродовать, благо, не окончательно… но это я носить запрещаю. Ясно?
Элиза кивнула, впрочем, сумела сказать:
— Маменька…
— Ваша матушка пытается лезть в дела, в которых ничего не понимает. Но я сумею донести до нее свое неудовольствие.
Рядом с ним было…
Спокойно?
Пожалуй.
И сестрица, в кои-то веки замолчавшая, радовала премного.
— Итак, мне интересно, чего вы сами желаете? — жених предложил руку, и Элиза ее приняла. А заодно задумалась… чего она желает?
Никто и никогда не спрашивал.
Никто и никогда…
А она сама…
— Не знаю, — честно ответила она, хотя с ответом ее как раз-то и не торопили. Ветрицкий же кивнул, соглашаясь будто, что вот так, сходу, и не поймешь, чего пожелать. — Я… наверное… научиться, как вы… и стать хорошей женой…
Лиза запнулась.
Вздохнула.
И призналась:
— Только вряд ли получится…
— Почему?
— Я ведь… я не слишком красивая. И глупая. И неуклюжая. И музицировать не умею.
— Поверьте, — он позволил себе легкую усмешку. — Я в состоянии купить себе театр, если уж потянет музыку послушать. Вы милая девочка… но пока слишком девочка…
И Элиза подавила вздох разочарования. Значит, откажется, и тогда сестрица преисполнится уверенности, что случилось это исключительно благодаря ее красоте, а матушка окончательно в Элизе разочаруется и точно в монастырь отправит.
Сбежать.
И…
— Не спешите. Свою долю глупостей вы еще исполните, — Ветрицкий остановился и, подняв пальцами Элизин подбородок, заглянул в глаза. — Не стоит смущаться. Это нормально. Молодость порывиста и искренна в своих устремлениях. А что не всегда оные разумны, это ведь не их вина… я бы предложил вам следующее.