Он спросил, как оценивают они перспективы войны. Оба одновременно подняли глаза от шахматной доски, внимательно вслушивались в не всегда для них понятные польские слова, потом один ответил:
— Война окончится в ближайшие месяцы.
— Еще в этом году? — спросил «Валевский».
— Конечно, — даже несколько удивленно ответил русский.
«Валевский» решился выразить сомнение по этому поводу, сказав, что у немцев еще много сил. Матушевский бросал на него дикие предостерегающие взгляды — сам он тут же заверил «панов офицеров», что слабость немцев очевидна.
Русские, однако, согласились с «Валевским».
— Силы у них есть, и довольно крупные, — сказал один из них, — но мы сильнее, и к тому же немцы морально подавлены.
— Прошу пана? — переспросил «Валевский», не поняв последнего слова.
— Подавлены, — повторил русский, сделав красноречивый жест кулаком от плеча вниз.
Винкель вышел из комнаты, и следом за ним выскочил Матушевский. Он зашептал:
— Вы с ума сошли, пан!.. Чего вы наговорили! Вы нас погубите!
— Молчите, старый дурак! — прошипел Винкель и поднялся в свою каморку.
Что делать? Пробираться в Данциг, домой? Родственники, без сомнения, эвакуировались оттуда к дяде Эриху в Виттенберг. Пробираться с радиостанцией поближе к фронту? Это была безрассудная затея — русская контрразведка поймает его.
Наконец он решился. Он пойдет в Шубин, к Рихарду Ханне. Лейтенант отправился на место раньше, когда еще не было такой спешки. Возможно, у него рация посильнее и имеются другие средства связи. Винкель был немножко знаком с этим лейтенантом, хотя вообще начальство не разрешало агентурщикам слишком близко общаться друг с другом.
Он снова спустился вниз. Матушевский оказался у себя в лавке. «Сторонник генерала Соснковского» решил открыть лавку, демонстрируя этим свое полное удовольствие в связи с приходом русских и лояльность к новой власти — Крайовой Раде Народовой. Одетый в клеенчатый халат, он семенил от бочек с селедкой к бочке с керосином и обратно. Жена восседала рядом, отпуская муку и колбасу по баснословным ценам.
— Я ухожу, пан, — сказал Винкель.
Матушевский испуганными, не понимающими глазами уставился на Винкеля. Винкель громко, чтобы покупатели слышали, объяснил:
— Душа рвется в Варшаву… Может быть, разыщу кого-нибудь из родных…
Матушевский поспешно вытер руки о передник и вышел с Винкелем в заднюю комнату, сплошь заставленную мешками и бочками. Здесь Винкель сказал, что рацию он оставляет здесь, а сам идет по делу в другой город. Возможно, что он вернется. Он просит Матушевского дать ему на дорогу немного продовольствия. С каждым словом Винкеля лицо Матушевского все больше прояснялось. На радостях он вручил Винкелю объёмистый пакет со снедью. Там была белая булка, колбаса, целая головка голландского сыра и даже бутылка водки.