Винкель пошел вслед за ним, нагнал его и дрожащим голосом произнес:
— Ханне…
Ханне остановился, как вкопанный.
— Кто вы? — прошептал он по-немецки.
Винкель назвал себя.
Они молча зашагали по темной улице.
— Вот здесь, — сказал Ханне, направляясь к воротам двухэтажного дома.
Молчание Ханне вдруг испугало Винкеля. После встречи с тремя соотечественниками в роще у дороги его уверенность в немецкой солидарности изрядно поколебалась.
Ханне вскоре остановился у какой-то двери, отпер ее своим ключом, и они вошли. Винкелю прежде всего бросился в глаза лежавший на стуле рюкзак, до отказа набитый вещами.
Ханне присел на койку и спросил:
— Итак?…
Винкель пристально смотрел в лицо Ханне, оценивая и изучая его. Что можно сказать этому человеку и чего нельзя? Не лучше ли начистоту выложить все, о чем Винкель думал, и просить совета? Нет, Винкель боялся, даже при нынешней обстановке он боялся сказать правду.
Ханне в свою очередь внимательно следил за Винкелем. Зачем прибыл обер-лейтенант? Кто его прислал? Проверять, что ли, приехал? Ханне твердо решил уйти из Шубина на восток и покончить со своей службой. Неужели начальство пронюхало об этом? Он тревожно покосился на приготовленный в дорогу рюкзак.
Винкель перехватил этот взгляд и спросил как можно более спокойно:
— Собираетесь уходить, Ханне?
«Узнали, сволочи! — подумал лейтенант. — Сейчас он спросит, где рация…» Рацию Ханне по частям побросал ночью в колодец сразу же после прихода русских.
— Никуда я не ухожу, — ответил он вызывающе. — Почему вы думаете, что я ухожу?… — он пробормотал злобно: — Не всякий способен на дезертирство…
Они испытующе глядели друг на друга. «Знают ли они, куда я отправляюсь?» — думал Ханне, с ненавистью наблюдая за Винкелем. «Что он сболтнул насчет дезертирства?» — с испугом подумал Винкель.
— Сейчас дезертировать, — быстро сказал Винкель, — втройне позорно… Отчизна в опасности… Враги со всех сторон. Теперь нам нужно поддерживать фюрера так, как никогда раньше.
«Сволочь полицейская», — думал Ханне. Он сказал:
— Лично я не сомневаюсь в победе. Временные неудачи не могут нас сломить.
«Дубина и эсэсовский подонок! — думал Винкель. — Чего доброго, еще запоет „Хорста Весселя“…» Винкель сказал:
— Ну, вот и прекрасно… Где ваша рация?
Они с отвращением и страхом смотрели друг на друга исподлобья. Наконец Ханне сказал весьма независимым тоном:
— Она в другом помещении… Сейчас я вам дам чего-нибудь поесть. Вы, вероятно, голодны.
«Что делать? Куда идти? — думал Винкель. — И зачем я приплелся к этому глупому и тупому служаке, который даже теперь ничего не понимает?»