Они вошли в господский дом. В вестибюле Сливенко велел им остановиться известным всем русским солдатам окриком «хальт».
— Оружие где? — спросил он, хлопая рукой по прикладу автомата. — Вот это где, оружие?
— Ниц нема, — ответил один из солдат по-польски.
— Никс вафен, — ответил другой, — веггешмисен, — пояснил он рукой, словно бросая что-то.
— Бросили… — перевел Сливенко.
Пожалуй, лучшим выходом из положения было бы уложить этих двух длинных рыжих немцев хорошей автоматной очередью. Но так Сливенко не мог бы поступить — не из страха перед начальством, запрещающим такого рода расправу, — об этом никто бы все равно никогда не узнал. Нет, Сливенко просто не мог так поступить, это было не в его правилах.
Сливенко подошел к одной из дверей и толкнул ее. Он подозвал старика и при свете фонаря увидел большую печь, кафельный пол, медные кастрюли. Два окна были закрыты ставнями. Он показал солдатам на дверь кухни. Они с готовностью вошли туда. Затворив за ними дверь, Сливенко сказал, указывая на замочную скважину:
— Запри.
Старик засуетился, выбежал, его шаги раздавались по лестнице в каких-то дальних комнатах пустынного дома, наконец он пришел со связкой ключей и запер дверь кухни.
Тогда Сливенко спросил:
— Где русские?
Этого старик не понял, встал неподвижно, наклонив набок седенькую птичью голову. А когда понял, замахал руками:
— Вег, вег, вег, — заквакал он.
Ушли. Угнали их еще дальше на запад.
— А твой хозяин где? Хозяин? Ну, барон где? Граф?
Старик понял, наконец, и снова замахал руками:
— Вег, аух вег!..
Старик потешно затопал ножками: убежал, дескать. Удрал.
— А ты, значит, охраняешь его добро? — спросил Сливенко. — Охраняй, охраняй… Где же твоя жена, детки где? Киндер?
Старик пошел вперед, а Сливенко за ним. Они вышли из господского дома. В самом конце двора стоял маленький домик, лепившийся к стене, словно ласточкино гнездо.
Они вошли. Сливенко увидел женские лица, перекошенные от страха. Старуха и три дочери.
Злорадное чувство захлестнуло Сливенко. Он присматривался внимательно и долго к трем немецким дочкам.
— Значит, русские девушки вег, русс киндер вег, туда, на запад… бормотал Сливенко, — что ж, дейч киндер туда, на восток, марш-марш…
Тут он удивился. Немки явно поняли это сопоставление, но поняли как приказание. Обменявшись несколькими фразами с матерью, они начали собираться. Они даже не очень суетились. Складывали в узел одежду. Мать не плакала. Это выглядело так, словно они знали, что это справедливо. Гнали русских, теперь пришла очередь немок. Только младшая дрожала, хотя и сдерживалась изо всех сил, будто боясь раздражить русского своим несправедливым недовольством. Потом они остановились и стали ждать.