Причём эта виртуальная «душа» не обязательно должна быть «живой», так мы обычно думаем только о людях и животных. Это вполне может быть и просто некое представление о каком-то специфическом наборе качеств и свойств, неотъемлемо присущих, как нам кажется, той или иной вещи.
Так, например, Платон в своей «теории идей» учил нас, что есть некие специальные эйдосы «чашности», «стульности», «лошадности» ит.д., существующие в другом — идеальном и истинном — мире. Тогда как реальные чашки, стулья и лошади — это лишь отблески этих эйдосов (сущностей) в нашем физическом мире.
Короче говоря, мы склонны предполагать, что вещи (как и люди, конечно) самостоятельны, то есть имеют некое своё собственное существование, а потому обладают индивидуальной сущностью (личностью) и судьбой: «Это кольцо принадлежало моей прабабке!» и т. п.
Хочу подчеркнуть, что речь идёт исключительно о психическом феномене. И конечно, никаких сущностей нет — ни в живых людях, ни в мёртвых, ни тем более в чашках, стульях, кольцах и даже лошадях.
Но мы думаем, что всё-таки есть, — почему?
Во-первых, генетические настройки, во-вторых, обучение, и, в-третьих, воспитание. Давайте коротко остановимся на каждом из этих пунктов.
• Генетические настройки. Мы стайные животные, а значит, нам приходится жить в группах (иначе мы просто не смогли бы выжить). Эффективность всякой социальной общности сильно зависит от того, насколько хорошо каждый из её членов понимает мотивы (причины поступков) и желания своих сородичей. Естественный отбор, конечно, выбраковывал тех, чей мозг не мог решить эту задачу, — их съедали, изгоняли и вряд ли позволяли размножаться.
Судя по всему, базовой генетической настройкой, которая определяет нашу способность понимать мотивы и желания других людей, является наличие в коре головного мозга специализированных, так называемых, «зеркальных нейронов», открытых в начале 90-х годов прошлого века итальянским нейробиологом Пармского университета Джакомо Риццолатти.
• Обучение. В процессе своего обучения языку мы переходим от индивидуальной номинации к категоризации: то есть если изначально звук слов «стол» или «кукла» ассоциировался у нас с нашими ощущениями от конкретного стола и конкретной куклы, то постепенно мы начинали привыкать к тому, что этим же словом (звуком) могут быть номинированы и другие схожие объекты.
В результате этой интеллектуальной деятельности по обобщению признаков вещей, называемых взрослыми одинаково, мы формируем в себе так называемый «категорийный эссенциализм»: у нас возникает ощущение, что сама категория вещей (столы, куклы, люди) обладает какой-то своей собственной сущностью.