– Вас заметили в аэропорту, сэр, – тихо проговорил он. – Навели справки… О’Халлорен доложил мне.
Шерман устало провел рукой по лицу. Его широкие плечи поникли.
– Но как меня можно узнать? – спросил он, не поднимая глаз.
– Орли контролирует Алек Хаммер. Помните его? Он узнал вас по походке и жестам.
Шерман поднял голову и печально улыбнулся:
– У вас отличные агенты, Джон.
– Да. Вы надолго, сэр?
– У меня билет на следующий рейс через три часа. Догадываетесь, почему я здесь?
Дори покачал головой:
– Нет, сэр. Должно быть, произошло нечто чрезвычайно важное. Вы дьявольски рискуете… Впрочем, мне незачем вам это говорить.
Шерман снова грустно улыбнулся:
– Знаю. – Он подался вперед и пристально посмотрел на Дори. – Я здесь, потому что вы единственный человек, который может помочь мне сохранить надежду стать президентом. Единственный, на кого я могу положиться.
– Почту за честь, сэр, все, что в моих силах. Что я должен сделать?
Шерман не сводил с него взгляда:
– Вы… понимаете?
– Да.
– Я знал, что могу надеяться на вас, Джон. Черт побери! Мы с вами старые друзья. Когда заварилась эта каша, я сказал Мэри, что вы единственный, кому можно довериться. – Шерман замолчал. – У меня мало времени. Я хочу, чтобы вы кое-что посмотрели.
Он поднялся, вынул из чемоданчика узкопленочный кинопроектор, вставил катушку фильма и устроил аппарат на ветхом туалетном столике. Потом включил проектор в розетку и задернул тяжелые пыльные шторы, перекрывая полуденный солнечный свет.
Дори встревоженно наблюдал за ним.
Шерман включил проектор, сфокусировал изображение на грязной белой стене и сказал:
– Я уже видел это. Не желаю смотреть снова.
Он пересек комнату, на секунду вклиниваясь в изображение, сел на постель и закрыл лицо ладонями.
Это был один из запрещенных фильмов, столь популярных на американских молодежных сборищах: бесстыдный, грубый и, по мнению Дори, крайне омерзительный. Темноволосой, с чувственным, сладострастным ртом девице было лет двадцать. Ее партнер прикрывал лицо темной маской. Через пять минут, когда катушка опустела, Дори облегченно вздохнул. Он часто слышал о порнографии, но, по правде говоря, никогда ничего подобного не видел. Мужчина и женщина вели себя так, как не ведут себя даже животные! Дори был потрясен до глубины души и чувствовал себя оскорбленным: черт возьми, зачем Шерман показывает ему эту пакость?!
Когда пленка выскочила из катушки, Шерман выключил проектор и, глядя на Дори, от напряжения снявшего очки, нетвердым голосом сказал:
– Женскую роль в этом фильме, Джон, исполняет моя дочь.