Как ни силилась, Кира не смогла понять упрямую логику матери. На деньги, привезенные из командировки, на презренные капиталистические доллары, семья жила несколько лет. И это в те времена, когда известные артисты и ученые мыли подъезды, торговали на базарах, или ездили «челноками» в Турцию и Китай. Отцовской зарплатой геодезиста, которую тот регулярно в начале месяца оставлял на серванте, распоряжалась подрастающая Кира. Мать хоть и отказалась притрагиваться к штрейкбрехерским деньгам, от купленных на них продуктов не отказывалась.
«И слава богу, – думала Кира, регулярно наведываясь в гастроном по пути из школы. – Только голодовки мне не хватало!»
Отчуждение между родителями нарастало, в конце концов, отец сбежал на дачу, если так можно было назвать дощатый сборный домик на шести сотках заросшей бурьяном земли.
– Прости, дочка, – сказал он. – Больше не могу. В джунглях – со змеями, крокодилами, людоедами мне спокойней было. А сейчас все, допекло!
Девочка Кира, отличница школы с углубленным изучением французского языка, которая перешла в девятый класс, не пыталась его отговорить, понимала: переживать острую классовую борьбу в панельной двушке действительно невозможно. Просто, впервые призналась себе: у нее больше нет семьи!
После отступления отца все чаще стало доставаться и самой Кире. «Ты превращаешься в пустышку, в жуткую мещанку, без идей, без будущего!» Кира – папина дочка – молча принимала удар, предназначавшийся то ли отцу, то ли всему вероломному миру, не оправдавшему надежд Софьи Андреевны и всего прогрессивного человечества. Советская терминология прекрасно описывала ее жизнь.
– Как там ваша «холодная война»? – спрашивал отец, когда они встречались.
Кира только отмахивалась: сам знаешь. Изредка, впрочем, случались и длительные периоды разрядки, когда мать и дочь старательно обходили все, что могло спровоцировать столкновения, выбирая для бесед за завтраком и ужином самые безобидные темы вроде изменчивой тиходонской погоды или перебоев с горячей водой.
Она до последнего ждала, что мать перерастет свой слепой бессмысленный фанатизм. Но Софья Андреевна, оставшись не у дел после того как спонсор закрыл газету «За власть Советов», чтобы вложиться в новый издательский проект под названием «Мужской стиль», неожиданно для всех начала пить. Пристрастие к алкоголю развивалось стремительно. За несколько месяцев пылающая большевичка с жестко поджатыми губами превратилась в красноносую шумливую бабищу. За деньгами, которыми снабжал семью Дмитрий Евгеньевич, она теперь охотилась. Так что Кире пришлось сказать отцу, чтобы он оставлял зарплату при себе. Сама ездила к нему на дачу каждые выходные, брала понемногу, не больше, чем на неделю.