Очень хотелось записать все это, но он остановил меня и начал выбирать отдельных людей из проходящей мимо толпы. Он обратил мое внимание на десятки людей, составивших широкий диапазон различных типов мужчин, женщин и детей различного возраста. Дон Хуан сказал, что выбирает лиц, чей слабый «тональ», по его словам, может подойти к некоторой классификационной схеме определенных категорий, и что таким образом он познакомит меня с намеченными им формами индульгирования.
Я не запомнил всех тех людей, на которых он мне указывал и которых мы обсуждали. Я пожаловался на то, что если бы я делал записи, то, по крайней мере, смог бы набросать заметки к его схеме индульгирования. Однако он не захотел повторять, а может быть, и сам всего не запомнил.
Он засмеялся и сказал, что не помнит ее, потому что в жизни мага за творчество отвечает «нагуаль». Он взглянул на небо и сказал, что уже поздно, и что с этого момента мы должны изменить направление. Вместо слабых «тоналей» мы станем ждать появления «надлежащего[12] тоналя». Он добавил, что только воин может иметь «надлежащий тональ» и что у обычного человека может быть в лучшем случае «правильный тональ».
После нескольких минут ожидания он хлопнул себя по ляжкам и засмеялся.
— Ты посмотри, кто идет, — сказал он, указывая на улицу движением подбородка. — Они как будто сделаны на заказ.
К нам приближались трое индейцев. Все они были в коротких шерстяных пончо, белых штанах, доходящих до середины икр, белых рубашках с длинными рукавами, грязных изношенных сандалиях и старых соломенных шляпах: у каждого был заплечный мешок.
Дон Хуан поднялся и пошел к ним навстречу. Он окликнул их. Индейцы были удивлены и с улыбками окружили его. Видимо, он рассказывал им что-то обо мне. Все трое повернулись в мою сторону и улыбнулись. Они были в трех-четырех метрах. Я слушал внимательно, но не мог понять, о чем они говорили.
Дон Хуан достал из кармана несколько ассигнаций и отдал им. Индейцы казались очень довольными. Они смущенно переминались с ноги на ногу. Мне они очень понравились. Они напоминали детей. У всех были белые мелкие зубы и очень приятные мягкие черты лица. Старший носил усы. Его глаза были усталыми и очень добрыми. Он снял шляпу и подошел ближе к скамейке. Остальные последовали за ним. Все трое в один голос приветствовали меня. Мы пожали друг другу руки. Дон Хуан сказал мне, чтобы я дал им денег. Они поблагодарили меня и после вежливого молчания попрощались. Дон Хуан сел на скамейку, и мы проводили их взглядом, пока они не исчезли в толпе.