— Будет изучать-то, — произнес Филатов.
— Я только думаю, как твоя Людмила пустила тебя в этой курточке? Девчата направо-налево снопами валиться будут.
Куртка и правда придавала довольно обыкновенной, хотя и спортивной, фигуре Филатова неожиданную элегантность. Синие, чуть выпуклые глаза стали вдруг главными на узком лице, а именно они были особенно хороши — вдумчивые, добрые, готовые подхватить твою мысль.
По необъяснимой прихоти она проговорила:
— Бьемся-бьемся тут… Вот уйду работать в горком.
— Белоголовый кадры сбивает? — Филатов спросил мельком, но не подождал ответа, прихлопнул рукой письмо Пудова: — Одно непонятно: как этот негромкий Леднев мог поступить так громко: взял и ударил самых уязвимых?
«Как они, однако, уверены, что никуда не денусь», — пронеслось в голове у Зиминой, а вслух возмутилась:
— Но при чем тут Алевтина? Какой-то грязный намек…
Филатов улыбнулся глазами:
— Ты не скажи, Алевтина — это женщина!
— Ох, мужики… — вздохнула Зимина и позвонила в автопарк диспетчеру: — Октябрина! Механизаторы еще на месте? Соберите всех в красный уголок. И пригласите Бориса Николаевича! — И кивнула Филатову: — Бориса Николаевича подключу, он в Холстах напротив Ледневых живет, с отцом Юрия дружил — тоже может хорошо врезать.
До гаража, видного из окна, все же легче доехать, если конь твой бьет копытами у подъезда.
Поставив «уазик» в сторонке, Зимина пошла в гараж: один бокс, другой, третий — машины выведены, высокий гулкий бетон поддакивал стуку ее каблуков и отдавался в ней зябкой пустотой. Она рванула невысокую дверь.
Беленые стены и голое окно подсвечивал одинокий алый цветок в горшке. Она зашла за длинный, обшитый понизу деревом стол под портретом Ленина. Явилась управляющая центральным отделением — невзрачная женщина в невзрачном плаще, поглядела вопросительно. «Что-то много баб у меня на разных должностях», — подумала Зимина раздраженно и приказала:
— Зови людей, начнем разговор.
Они входили, снимали кепки, береты, приглаживали волосы — рубашки яркие, многие в джинсах, будто не на работу направились, а на гулянье. Зимина любила, когда механизаторы собирались вместе: было в них что-то общее — одинаково сильное и молодое, основательное и независимое, что мысленно она относила к стилю эпохи. Даже Рыжухин, суматошный мужичок из-под Тамбова, в неизменной рубашонке-распашонке, трогал ее. В Тамбовской области Рыжухина замучили нелады его молоденькой жены со свекровушкой, которую коробил азиатский горячий нрав невестки — Роза была татарочка и даже фамилию «Рыжухина» приняла только через тире с «Ибрагимовой». Жизни им в том доме никакой не предвиделось, а у Рыжухиной-Ибрагимовой уже народилась дочка. Получив в Рождественском совхозе квартиру, Петро Рыжухин полгода со страстью обустраивал гнездо, доставая где ложки, где стулья — Рыжухины приехали почти без вещей. И сейчас, счастливо улыбаясь, он спросил у Зиминой, как понравился ей его шурин, которого сговорил приехать к ним пастухом.