Добротная падала в подставленный к бегущему полотну мешок. Двое волоком оттаскивали его к траншее, в которую входила грузовая машина — борт откидывали на бровку, и мешки возком перетаскивали, устраивали в кузове. Мешки разбухшие, распертые, в пятнах грязи, в подтеках, с задранными ушами — как тащили их за концы липкими руками, так и торчали концы слипшимися ушами.
Зимина подозвала бригадиршу, сказала, что ужин сделают бесплатный. Немолодая полная женщина с седыми прядками из-под платка, в рейтузах, заправленных в сапоги, следила за нею живыми пытливыми глазами.
— Заколели? — спросила Ольга Дмитриевна. — Сколько машин отправили на базу?
— Четыре до обеда и вот уже три после обеда. Да что, записали нам двадцать процентов нестандарт, девять процентов земли.
— Что такое? Девять процентов земли? Двадцать нестандарт? У нас такая картошка, так отбираем! — у Зиминой сдавило в груди.
— А они не разговаривают. У Пыркина всю картошку разрыли, насыпью возили — сверху крупная, ну, подозрение. Одному из «Зари» записали сорок процентов земли, из Еропольца отправили сразу домой.
— Ты бы с женщиной той поговорила, ведь знаешь ее… Нечего тогда и возить, нечего добро переводить. Такое добро! — ее зазнобило.
Что-то случилось в сортировке, движок замолк, Борис Николаевич орудовал ключами, затягивая деталь замерзшими красными руками — только сверкал цыганский его оскал на чугунно загорелом лице.
Несколько ребят, накрытых пленкой, привалились к домушке-сараю. Сухие мешки горой лежали на земле, их то и дело задевали ногами.
— Ребятки, — сказала Зимина, — мешки топтать не надо, надо, чтобы они чистенькие были. Перенесите их вон туда от дождя.
Никто не шевельнулся. Маленький упитанный паренек-боровичок взглянул из-под накинутой пленки:
— А вы покажите нам, как перенести.
«Господи, лет шестнадцать ему!» — ахнуло в ней обидой.
— А что же, ты не понимаешь, как надо?
— А вы покажите, наглядней будет.
Никто не понял, как дальше случилось. Ее захлестнуло. Она шагнула, вернее прыгнула, схватила его за шиворот куртки и сунула носом в мешки.
— Ах ты, сволочь такая, сопливая, ты бы научился со старшими разговаривать! Я тебе сейчас так покажу, что через пятнадцать минут в электричке будешь!
Пошла к «уазику», вся трясясь. Нерешительно двинулась за ней бригадир. Но «уазик» рванулся с поля.
«Нет, какая сволочь, а? — не могла Зимина успокоиться. — Едва шестнадцать, поди? Что за ребята растут! Господи, какие глаза — на смех, на смех: поучи, поучи нас, а мы вот каковы — тебя проучим! Подкованные! Нахватанные! Начитанные!..»