— Ничего, — сказала я.
— Ничего? Ты позволишь ему уйти?
— Я не сказала этого.
— Тебе нужно рассказать кому-то.
— Кому? Его отец владеет мэрией. Его мать? В Карлтоне он загнал Робби Санчеса в угол ванной и трахнул его кулаком перед всей командой по лакроссу. Буквально. Мать Уоррена решила, что его заставили сделать это, и угадай, что случилось?
— Робби отстранили от учебы.
Я провела пальцем по кончику носа.
— Ты не Санчес, — сказал он, ведя большим пальцем по моей руке. — Ты Дрейзен.
— Я бы лучше позаботилась об этом сама.
— Как?
— До сих пор решаю. Но уверена, что переступлю через голову любого, кто встанет у меня на пути.
Эллиот кивнул, как бы принимая не только то, что я произнесла не пустую угрозу, а то, что эта угроза коснется и его.
— Я не стану мешать тебе.
— Ты мог бы.
Он приблизился к моему лицу.
— Нет. Не думаю, что вмешаюсь. Я знаю, что для тебя означало сказать ему «нет».
В нем было что-то надежное и уверенное. То, что я явно недооценила. Может, я могла бы его полюбить. Но ненадолго. Я погубила бы его, приняв вызов, даже если это разбило бы мне сердце.
Он взял меня за руку и сжал. Его ладонь была сухой и сильной, не причиняла мне никакого вреда. Прикосновение было нежным, не неся в себе соблазнения.
— Опять же, это не твоя вина, — сказал он.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что в тебе нет стыда. Если бы ты хотела это сделать, ты бы так и сказала и послала всех остальных.
Меня разорвало от смеха, который превратился в быстрый вдох и всхлип. Я отдернула руку и закрыла лицо. Не хотела, чтобы он или кто-нибудь еще видел мои слезы. Мне хотелось быть той, кто контролирует свое гребаное изменение.
— Я хочу умереть, — сказала в свои ладони. — По-настоящему умереть.
— Я этого не допущу.
Убрала руки от лица.
— Эллиот, да ладно.
— Что?
— Ты не тот, кто в силах остановить то, что со мной происходит.
— Не тот? — Он постукивал кончиком своей ложки по салфетке, выдавливая на ней несколько хмурых линий.
— Ты милый парень. Чувственный. Уравновешенный.
Он улыбнулся мне.
— Конечно. Я понимаю. Хороший уравновешенный парень не может тебя защитить.
— Набожный, следующий правилам. И, возможно, в этом-то и дело. Если бы я хотела, чтобы кто-то меня защитил, это сделал бы Дикон.
— Но ты не сказала ему.
— Я не могу защитить его. Видишь ли, он многое знает о мире и о том, как он устроен. Он видел много страшного дерьма и... знаешь... также совершал страшное. Но он не понимает мой мир. Ни капли.
— Ты не должна справляться с этим самостоятельно.
— Справляться не с чем, — солгала я. Я подвела его слишком близко к моему центру и хотела его бросить. — Мне просто нужно разобраться и двигаться дальше.