Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума (Мовчан) - страница 238

Война, как известно, это продолжение политики другими средствами, и не стоит думать, что она является последним актом политического спектакля: странам свойственно сперва исчерпывать все неразумные способы взаимодействия, а уж потом искать разумные. Война — масштабное горе, но горе это быстро забывается. Мы привыкли, что история мира — это история царей и героев: для первых война — вид спорта и способ укрепления власти, для вторых — единственная стихия, где они могут реализоваться. Что происходит с другими, «простыми» людьми, история либо умалчивает, либо дает информацию так коротко и безэмоционально, что мы просто не обращаем на это внимания. Может быть, именно поэтому призраки войн опять возвращаются — я уже говорил об этом выше, в своем интервью по поводу опасности новых войн в современном мире.

Россия в плане милитаризма традиционно и сегодня идет в авангарде человечества. Амбиции Российской империи постоянно толкали ее на войны — и у своих границ (для расширения территории), и на европейском театре — в рамках участия в большом переделе торговых потоков. СССР был насквозь милитаристским государством — от детской «Зарницы» и норм ГТО до участия в большинстве конфликтов в третьих странах развивающихся регионов под предлогом противостояния влиянию западного блока. На фоне пацифистской риторики в 1990-е и начале 2000-х мы не только провели две войны на своей территории, но и поучаствовали в ряде конфликтов за границей. Вторжение в Грузию в 2008 году обозначило перелом в официальной политике России — имперские замашки и политика принуждения стран-сателлитов к сотрудничеству путем создания зон военной нестабильности на их территории были официально признаны и объявлены сутью внешней политики. Вторжение на Украину, участие в войне в Сирии, введение войск в ЦАР, развитие наемнических компаний (при прямом запрете наемничества Уголовным кодексом), фактический развал сотрудничества с США по ограничению ядерных вооружений — это внешние проявления новой доктрины. Внутренних (от милитаризации образования до воинственной, практически джихадистской риторики первого лица) тоже хватает.

У либеральных экономистов и политиков естественно возникает соблазн осудить милитаристский раж российской политики с морально-этических позиций, объявить его прежде всего злом по отношению к миру в целом и странам-жертвам в частности. Однако эти побуждения немедленно наталкиваются на суровую реальность исторического момента: Россия далеко не одинока в своих амбициях и методах их реализации. США и НАТО все чаще прибегают к военной силе, и все чаще это случается без мандата ООН; количество военных конфликтов в мире, сокращавшееся вплоть до 2015–2016 годов, начало снова расти; накопившиеся политические и социальные противоречия буквально рвут границы многих государств, установленные зачастую совершенно произвольно, без учета этнических и социальных реалий, и закрепленные принципом нерушимости границ. У апологетов милитаризма в России есть достаточно оснований ссылаться на вечные аргументы: «мы не хуже других» и «у нас нет выбора».