Ну так вот. Построенная (а в большой степени — стихийно построившаяся) в России общественная система, основанная на активной эксплуатации природных ресурсов и бюрократической иерархии, занятой их распределением, создала своего рода «локальные максимумы» для большинства членов общества, активно влияющих на состояние системы.
Сотня семей, близких к власти, и полмиллиона семей, обслуживающих их интересы, зарабатывают от потоков петродолларов, пользуются низким личным налогообложением и необязательностью законов, сравнительно низкими ценами на товары и услуги на внутреннем рынке, привилегированным положением и прочими бенефитами белого человека в колонии. Они больше всего боятся потерять свои возможности, закрепленные неформальными связями и многолетней наработкой доверия к себе их кураторов. Любые изменения несут в себе риски потери такого статуса.
Несколько миллионов человек, связанных с силовыми структурами и оборонным комплексом, помимо роста заработка в течение последнего десятка лет, получили комфорт стабильности своего положения и уважение общества — привилегии, о потере которых в 1990-е они отлично помнят, и очень боятся с ними расстаться.
Пара десятков миллионов бюджетников — чиновников среднего и мелкого ранга, менеджеров ГУПов, сотрудников госкомпаний нижнего уровня и прочих — никогда не видели другого источника дохода, кроме государства, другого способа его сохранения, кроме проявления полной лояльности, и другого способа его увеличения, кроме аппаратной интриги и соревнования в преданности. Они боятся сокращений, боятся «рынка», на котором от них будут требовать совсем других качеств, боятся неопределенности и нестабильности.
Миллионы пенсионеров в основном состоят из тех, кому на рубеже 1990-х было 35–45 лет. Это были состоявшиеся в советской системе люди, уже не готовые в силу возраста менять парадигмы и профессии. Именно их 1990-е оставили на овсяной каше и воде на несколько лет, отобрали даже те малые доходы, которые они имели при социализме, заставили резко снизить свой социальный статус, унизили их, заставив все время чувствовать свою вину за то, как они жили до 1991 года. В нынешней системе они видят возврат к «разумному социализму», который оправдывает их прошлое, и, одновременно, защиту от неопределенности и унижения 1990-х годов. Да, они бедны — но они были бедны всегда. Зато они не унижены и не боятся, что завтра вообще потеряют все, зато они могут наслаждаться осуждением тех, кто в 1990-е разрушил их мир.
Миллионы людей, живущих, например, на Северном Кавказе, исторически привыкли быть конформными к сильной иерархии — они будут выступать за ту иерархию, которая докажет свою силу. Они не только вписались в новую систему, но и поддерживают ее, по крайней мере пока наверху их иерархии стоят сильные люди, чья власть подкреплена вседозволенностью и нефтедолларами из центра. Перемены для них будут почти наверняка означать новые конфликты (скорее всего — кровавые) и отсутствие гарантий не только сохранения статуса, пусть и низкого, но даже жизни.