Но миссис Дримлейн, о чем Кэтрин еще только предстояло узнать, а читателю можно сообщить и пораньше, не разделяла ни ханжеских убеждений, ни революционных теорий. Она просто проводила свою старость так, как ей хотелось, и не давала никому за то отчета. Благо, она могла себе это позволить в той степени, какой в ее возрасте было достаточно.
«Зал фей», что бы там ни говорила миссис Лофтли об испорченном цвете лица, как нельзя лучше подходил в качестве обрамления для миссис Дримлейн. Зеленые бархатные портьеры, два дивана и несколько кресел, обитые полосатым бело-зеленым штофом, и три изящных, но местами поцарапанных столика явно были приобретены предприимчивым мистером Лофтли на распродаже имущества в каком-нибудь поместье. Наследники, должно быть, так стремились избавиться от старья, принадлежащего их покойным дядюшкам или тетушкам, что добавили к мебели и несколько прелестных ваз с пасторальными сюжетами, выглядящих почти целыми, и две картины с изображением Титании. Если, конечно, упитанную девушку в развевающихся покрывалах, с непрактично длинными для лесной чащи волосами и в сопровождении свиты, состоящей из всяческих эльфов и фей, можно было назвать Титанией.
Так или иначе, зеленый ковер с цветочным узором, картины и портьеры в целом вполне оправдывали посвящение комнаты феям, а вот что касается зала… Здесь мистер Лофтли явно преувеличил. Но не будем осуждать его за это, «зал» и в самом деле звучит лучше, нежели «комната». А ведь он мог назвать свою вторую гостиную «Обитель фей» или, чего доброго, «Убежище дивного народца». Для «Охотников и свиньи» это было бы уж слишком.
Итак, возвращая читателя к текущему моменту, стоит заметить напоследок, что встреча с миссис Дримлейн оказалась вторым толчком после переезда к Кромберри, что направил течение, управляющее судьбой Кэтрин, в совершенно другое, неожиданное и никем не запланированное русло.
Пока же мисс Хаддон неловко поклонилась и кое-как водрузила свою ношу на столик рядом с креслом.
– Добрый вечер, мадам, – пролепетала она, боясь совершить еще какую-нибудь оплошность.
– Я напугала тебя, дитя? – миссис Дримлейн убедилась, что ее сконам ничего не грозит, и снова устроилась в кресле. Газета соскользнула на пол, и Кэтрин, едва не сбив столик, поспешила поднять ее.
– Нет… Не совсем. – Девушка уже досадовала на себя. Казалось бы, встречи со стоунфоллскими дамами из благотворительного общества должны были закалить ее или, во всяком случае, подготовить к знакомствам с самыми грозными типажами, но сейчас она не ощущала в себе твердости духа, чтобы представить портрет миссис Дримлейн в своем альбоме. – Просто… мой отец называл меня малиновкой.