В шуме голосов я отчетливо слышал один, женский, высоко визжащий поверх всех остальных. Это было похоже на сумасшедший голос из закадрового смеха. Уловив его однажды, я больше не мог отделаться от него. Он причинял мне страдания и делал еще более неповоротливым и неуклюжим. Каждый раз, когда я поскальзывался или падал, женщина визжала громче и тоньше, и затем наступал момент, когда она уже не останавливалась между моими падениями, а непрерывно визжала задыхающимся сорванным голосом, который уже ничего общего со смехом не имел. Я был не единственным, кто это заметил. Зал стихал. И со временем ее голос стал единственным, который было слышно. Она не останавливалась. Наш тренер взял тайм-аут, и мы пошли за боковую линию вытереться и утолить жажду. Люди вертелись на местах, желая посмотреть на нее. Она стояла в верхнем ряду открытых трибун, женщина, которую я никогда раньше не видел, огромная, широкоплечая. На ней были узкие брюки чуть ниже колен и папильотки. Она держала руки на лице. Плечи судорожно подергивались, когда приглушенный лающий звук выходил из нее. Невысокого роста мужчина с красными щеками и потупленным взглядом вел ее за локоть. Они миновали свой ряд и сошли по ступенькам, затем через зал к выходу, женщина конвульсивно лаяла сквозь пальцы.
В шуме голосов я отчетливо слышал один, женский, высоко визжащий поверх всех остальных. Это было похоже на сумасшедший голос из закадрового смеха.
Игра продолжилась, но с изменениями. Толпа теперь была тише, почти молчала. Когда другая команда отбирала мяч, несколько редких голосов как бы из вежливости подбадривали нас. Когда они забрасывали мяч в корзину, аплодисменты были вялыми. Пространство сосредоточилось на мне. Я восстановил дыхание, нашел свой ритм и включился в игру. Мне все еще было нелегко держать ноги, но никто уже не смеялся, когда я падал. Толпа была теперь на моей стороне, и другая команда, казалось, это понимала. Они играли теперь по-другому, почти извиняясь. Я словно увидел себя с трибун и расчувствовался от того, каким я, должно быть, казался важным и стойким. В очередном падении я немного ушиб колено и выгодно использовал эту неприятность, начав прихрамывать, достаточно отчетливо для того, чтобы вызвать сочувствие без принуждения судьи закончить игру. Я мужественно прихрамывал туда-сюда по полю, и соперники из другой команды тоже замедлились, будто чтобы отказаться от любых преимуществ над нами.
Они выиграли у нас с большим отрывом. Когда раздался гудок, их тренер выбежал на поле и велел им дать нам троекратное ура.