– Родители будут в ужасе, – я взяла шлем, но не надевала на голову.
– Родители, которые только что чуть не дали тебе разбить череп? Ты про тех? – Кэллам улыбнулся, застегивая плотную фланелевую рубашку.
Я закатила глаза. Он был прав.
– Им не хотелось бы, чтобы я садилась в машины или на мотоциклы с какими–то парнями.
– Я не какой–то парень. Я тебя только что спас. И я сделал это не для того, чтобы через полчаса ты стала лепешкой на шоссе, – он махнул на шлем в моей руке, я надела его, и Кэллам прошел к одной из веревок для мокрого белья, снял еще одну фланелевую рубашку. – Ночью похолодает, а на этой штуке будет еще холоднее. Знаю, она на пять размеров больше, но теплая, – Кэллам протянул мне рубашку.
Я протянула руку, а он не отпустил рубашку, вздохнул и развернул ее.
Он наденет ее на меня? Что за...?
Я развернулась, и он надел рубашку на мои руки, потом на плечи. Пахло хозяйственным мылом, солнцем и им. И это сочетание нравилось мне сильнее, чем должно было.
– Вот, – он развернул меня и застегнул верхнюю пуговицу. Он явно подумывал застегнуть остальные, но остановил себя. – Готова уехать отсюда?
– А куда мы поедем? – спросила я.
– Туда, где круто.
– Название у этого места есть? – не унималась я, а он закинул ногу на мотоцикл и подвинулся, освобождая мне место.
– Это нужно испытать, а не описывать.
– Ты загадочен, знаешь?
– Это радует, потому что это моя главная цель в жизни. Быть тайной, загадкой, вопросом, – он помрачнел, оглянулся, ожидая. – Я готов, когда будешь готова ты.
– Ты не похож на байкера, – я подошла ближе и робко закинула ногу на мотоцикл. Я знала, что родители устроят извержение вулкана, если узнают, но Кэллам был прав. Он спас меня, а они – нет. Он мог защитить меня лучше них.
– Я не байкер, – Кэллам оглянулся через плечо. – Эта штука была дешевле всего, но при этом надежной. И с ним удобно, когда в Лос–Анджелесе час–пик.
Я посмотрела на свои ноги.
– Мне теперь еще хуже от того, что я приняла ботинки, что стоят, наверное, как эта штука.
Он повел плечами и завел двигатель. Я отпрянула на пару шагов. Мотоцикл звучал так, словно у него было несварение, отличался от мотоциклов, которых я слышала на дороге. У Кэллама он не ревел, не урчал. Он плевался.
– Где твой шлем? – крикнула я поверх шума.
– На твоей голове, – отозвался он. – Это покажет твоим родителям, что я думаю о безопасности?
– Вряд ли, ведь твоя голова открыта, только и ждет, когда твои мозги разлетятся по асфальту.
Кэллам рассмеялся.
– Но это будут мои мозги, а не твои. Тебе суждено величие в колледже.
Мотоцикл поехал, и я обвила Кэллама руками как можно быстрее и крепче.