Но всё впустую. Вдруг горным селем накатила болотная тоска. Промелькнула мысль, а что если вернуться и снова напроситься к Сермяге в гости? Невозможность исполнения своего желания Томаса расстроила ещё больше. Подумал: «Вот тебе раз — и гвоздь промеж глаз!». Что ж так тяжко и тошно, почему в груди сердце сжало? Только что веселился, и на тебе! Почему во рту появился горький привкус?
Томас посмотрел на укрытое белесыми перьями небо. Есть две еврейские истины. Первая — всё пройдет. Эти облака пройдут, эти деревья пройдут, и он пройдет. Мимо деревьев, мимо облаков. Вся его уникальность, нечеловеческое везение — всё пройдет. Но почему? Ведь такого второго как он уже не будет. Такого, который так смотрит на небо, и как он видит облака — никто не видит, даже если станет рядом с ним и также задерет голову вверх. Он уникальный... Впрочем, как и любое создание в этом мире, будь оно какого угодно цвета, вероисповедания и размера мешка за спиной, в котором хранятся нажитые ими грехи...
Все пройдут...
Вторая еврейская истина догоняет первую — всё относительно. Кому-то небо — вдохновение, кому-то — источник беды. Кому-то водка — лекарство, кому-то — отрава. Бесконечный список... Относительно Хлебореза Томас счастлив, относительно Андрея — нет. И это, как не хорохорься, есть мучительная горькая истинная правда.
В конце концов, относительно метронома вселенная мотыляется туда-сюда...
Нет, так дальше продолжаться не может — ему нужен отдых! Срочно надо понежиться на песочке, покупаться, смыть пот-грязь, отдохнуть от городского шума и хоть на час-день, забыться, заглушить тикающий в его голове часовой механизм. Да! Было бы неплохо сменить обстановку, а то что это такое — работа да работа? Он ведь приехал отдыхать! Он на пенсии в самом-то деле. А может... соединить первое со вторым? Пришедшая вдруг мысль заставила Томаса противненько захихикать: он понял, что должен сделать, чтобы забыть о своей минутной, вызванной Андреем Сермягой слабостью.
Прежде, чем пойти домой, Томас заглянул в «Пассаж» к бабушкам в цветочный ряд. Подготовился. У порога его никто не встречал — Леся сидела в зале на диванчике с книгой в руках, не замечая приход гостя. Томас нисколечко не удивился. Подойдя к Лесе он, как факир, вытащил из-за спины букет бархатных кроваво-алых роз. Хозяйка ахнула, приняла всю эту красоту и, не боясь оцарапаться, зарыться лицом в лепестках.
— Я получил прощение? — спросил Томас.
Вдыхая медовый запах праздника, Леся ответила:
— Вам, молодой человек, очень повезло, что хозяйка корчмы очень отходчивая особа. Но всё равно должна отметить — она не любит, когда с ней так поступают.