Томас наклонился и, не сводя с Леси своих черных глаз, повторил тихо:
— Согласна?
На секунду ей стало нечем дышать. В мире как будто началось солнечное затмение — краски потускли, исчезли все звуки — только звон в ушах. Такой звон и тишину Леся слышала, когда спускалась за вареньем в подвал на даче дедушки Саши — папиного друга. Тот же холод, та же дрожь по спине. Тот же страх, но если раньше она боялась заглянуть под лестницу, где в паутине большие пауки перебирали своими тонкими страшными лапками, то сейчас её до икоты ужасала невозможность отвести взгляд от Томаса... От его ярких, глубоких, словно измазанных сажей иссиня-черных глаз...
Глаз с вертикальными черточками зрачков...
— Какое слово? — спросила она одними губами.
— Любое, — Томас снова перешел на шепот, и из его рта вдруг вырвалось белесое облачко пара, словно комнату морозило. — На мой выбор.
— А зачем?
Утробный чужой голос убаюкивал:
— Так надо. Таково условие. Слово — это плата хозяину острова.
— Согласна, — прошептала Леся, хотя в душе до конца не понимала, что сейчас происходит, к чему этот допрос, откуда в летний день взялась такая тьма и холод.
— Не слышу, громче!
Над Олесей нависли две не серые или зеленые, не черные, а белые холодные жалящие точки-звезды. Из какого они созвездия? Мухи, Короны или Феникса?
Голос усилился, исчезла вкрадчивость:
— Громче... Громче. Громче!
Голос теперь выл, рокотал. Казалось, комнату наполнил железный лязг, как от звона корабельных цепей. Эта какофония, наверное, была слышна за многие километры от Городка. Вокруг кровати поднялся не «доктор», а коновал из Коммонвелса, завертелся, подхватил вещи, фотографии, бумаги, газеты, какие-то смешные фантики и почтовые марки, закружил и это было так красиво, так сказочно-необычно, словно за секунду Олеся перенеслась из бытия в сон...
И тогда она не со страха, а с какого-то мальчишеского озорства четко произнесла:
— Согласна.
...тень приблизилась и поцеловала её в лоб...
...стоило Лесе только моргнуть, как морочное наваждение исчезло. Рядом с диваном, мило улыбаясь, стоял её мужчина. Почему она раньше не замечала, как он красив? Простота и непоказная мужественность лица. Какие у Томаса добрые, серо-голубые глаза с кисточками морщинок по углам? Черные брови и ресницы. Как они ему, почти блондину, идут. А какие узкие запястья и при этом крепкие руки? У него широкие плечи, узкая талия.
Перезвон трамвая за окном напомнил, что жизнь течет, птицы поют, город жужжит-гудит-стонет, и всё, что произошло мгновение назад, не что иное, как мираж, сон, марево над асфальтом в жару, минутное помешательство. Ведь сейчас полдень — самое пекло... Город ревёт, машины снуют туда-сюда, люди строят, копают, считают, продают и покупают... Ну и пусть работают, значит, судьба их такая, а у неё другие заботы — отдых! Вперед! Нас ждут пампасы! На море, на юг, к пальмам, чайкам, под неизвестные звезды!