— Если выберу первое, я умру?
— Мы все умрем, просто ты раньше, чем твои приятели.
— А если выберу второе, как долго проживу?
— О, нет. Я не могу дарить долголетие — фишки мелковаты. На кону позор-смерть и слава-жизнь. По-моему равноценный обмен.
— А если я выберу второе, чего ты потребуешь?
— Всё, что у тебя есть, — голос прогрохотал железом. — И с запасом.
— Душу?
— Ну, раз ты готов отдать душу, значит, так тому и быть.
— А что можно другое?
— Ты сам назвался — за язык никто не тянул. Получается, что у тебя ничего другого равноценного нет. Поэтому ставки сделаны.
Роман почувствовал, как внутри ослаб огонь, как холодные щупальца чуть отпустили его разум.
— Однако это не всё. Я милостив, но строг. Помимо главного вклада, ты в залог оставишь души своих друзей и, чтобы скрепить сделку, принесешь жертву.
— Какую жертву?
— Скоро поймешь, — улыбнулась тварь.
Роман хотел заплакать, даже приказал себе — плачь! — но всё впустую — ни слезинки. Даже в горле не запершило... И тогда он улыбнулся жалко, заискивающе.
— А если откажусь?
И Роман услышал громоподобный гогот, доносящийся не из пасти волосатого-сапогатого, нет, а из дальних-дальних штолен...
Тяжелая рука легла на плечо.
— Ты сделал всё, чтобы мы с тобой встретились, — голос сейчас был даже ласков. — Поэтому не тяни, времени мало. Или — или.
— Ты как прокурор, — заскулил Роман.
Хозяин каземата резко выпрямился — высокий, грозный. Полы плаща крыльями взметнулись и коконом облепили его фигуру, глаза блеснули алмазами.
— Я во сто крат хуже!!! — голос отдался эхом от стен и потолка каземата.
Роман Алексеевич Смехов протянул руку.
Сапогатый достал кинжал из висящих на поясе ножен и, полоснув лезвием по правой ладони человека, не дав крови упасть на землю, накрыл рану своей лапой.
Роман почувствовал иссушающее душу рукопожатие...
Когда из его легких ушел весь воздух, каземат исчез...
Хлеборез очнулся. Он на вершине обрыва, в окружении людей. Под ногами растет зеленая, такая теперь родная трава. Вверху синеет доброе теплое небо. Напротив стоит человек с необычной фамилией — Чертыхальски. Вдруг до Романа дошло, что шанхаец-то не представлялся... А откуда он знает его фамилию и имя?...
— Ну, что, мужик сказал — мужик сделал. Молодец.
Томас дернул на себя руку, помогая Роману встать. Разорвав рукопожатие Смехов почувствовал,как у него болит распухший нос. «Гусь, точно гусь», — мелькнула мысль, а потом: «Что со мной произошло? Что это было? Почему так болит голова? Во рту как с похмелья... Почему так болит нос?». Память тут же подленько показала коротенькое кино: перекресток, авария, мясорубка, бессонная ночь, прыжок с обрыва, мокрые волосы и падение. А потом... Провал. Наверное, обморок от боли... Посмотрел на колени — так и есть, в траве. Да-а-а,прикололся, твою мать. Почти двухметровый дылда — и в ножки... Здравствуй, здравствуй, геморрой!