Хорошее было время...
Таксист даже не стал съезжать с дороги — остановился на обочине перед поворотом на «шестнадцатую» линию. Томас вышел из машины. Взобравшись на поросший сухой травой бугор, осмотрелся.
Увиденное его обожгло.
Томас беззвучно стал пережевывать проклятия. Кулаки его то сжимались, то разжимались. В глазах Чертыхальски полыхала ненависть, но ни один звук не сорвался с его губ.
Глядя на раскинувшееся перед ним мёртвое поле, он вдруг вспомнил своих давних соседей и их соседей. Они все уже давно были мертвы, но даже когда ещё жили, то мало походили на обычных людей. Народ, селившийся в начале века в Городке, авансом становился призраком, ползающим по земле и под землей. Трудяги с подведенными угольным карандашом, как у девиц на выданье, глазами только у непосвященных глупцов вызывали улыбки. Эти «девицы» изо дня в день плевали судьбе в лицо, по своей воле отправляясь в пекло — не ведающую солнечного света чернильную тьму. В тесных клетушках они спускались в исторгающий метановое дыхание, наполненный скрежетом породы и шумом водяных насосов мрачный мир. Жизни приведений измерялись не днями, а сменами. Пока везло — рубилась полоска за полоской, конь за конём, текла тонна за тонной, но однажды — у кого раньше, у кого позже — везение заканчивалось, и работяг давили миллионно-тонные, не оставляющие даже мокрого места, каменные тиски или палило драконье дыхание — пламя, превращающее тела горняков в покрытый прокопчённой хрустящей корочкой кисель.
Томас помнил, что здесь было почти сто лет назад. В этом крае была вырыта бездонная яма, котел, в котором кисли заброшенные в этот проклятый край ошметки рода человеческого. В древней степи, исторгая чад и нечистоты, когда-то давно влачился мир вне времени и законов Божьих. О Донбассе — сердце большой страны, уже взволнованном от предчувствия своего величия — никто тогда даже и не помышлял слагать героические песни. Малярийный, чесоточный угол — нищее пристанище богатых духом людей — таким когда-то был Шанхай... И ничего этого не стало — ни домика, ни улочки! Томас видел, что всё сделанное его руками и руками его друзей-соседей уже разрушено. Вишни и абрикосы срублены, растущая на свалках конопля выкурена, и на том месте, где когда-то жил Томас, теперь зеленело огороженное бетонными плитами заросшее амброзией поле, с торчащими из земли ржавыми гигантскими скелетами так и не родившихся цехов. Крыша дырява, стен нет, лестницы с провалами. Сорняки и деревья корнями вгрызаются в плиты перекрытий этажей. Бетон обкрошился, вывалив наружу арматурные внутренности. Ржа, тлен, запустение. Только ветер гуляет меж рёбер недостроя, щекоча листья пепельных тополей, кучерявых акации, душистых лип, заросли чертополоха и дикого шиповника — хоть сейчас снимай кино о конце света.