Томас шел по знакомым и незнакомым улицам. Когда-то давно это был его родной город, населенный родными для него людьми. Какое-то время он всматривался в лица прохожих, взрослых, детей и с удивлением почувствовал, что ему нравится то, что он видит. Постоял на остановке. Съел мороженое. Пробежал глазами доску объявлений «куплю, продам, отдам». Не удержался, оторвал листик с телефоном, сунул в карман. Потолкался в очереди за хлебом, купил мягкую булку. Разломав на две части, вдохнул теплый ванильный аромат свежего хлеба. Этот запах ему тоже понравился. Полюбовался девушкой в платье-ночнушке на голое тело — ниточки трусиков не в счет. Томас вспомнил, как однажды какой-то остряк назвал Городок Гёрловкой. Что ж, он был очень даже прав — девчата стали ещё красивее, хотя куда уж краше? Вообще, всё было хорошо — отличное настроение, почти нет забот, в данный момент он абсолютно здоров, за ним никто ни гонится и не надо убегать, ждать-догонять, завтра не надо ползти на проклятущую службу, но самое главное — сейчас он не один и ему есть куда идти. К очень даже симпатичной девушке.
Томас прошептал: «Хорошо дома».
Ласковая тихая радость кипяточком растеклась у него в груди, подстегнула фантазию, заиграла, заблестела, как оцинкованная крыша на солнце...
Сейчас настает момент, который так любят читательницы — возвращение героя домой. Его ждет желанная и жаждущая ласки женщина. Она вся в нетерпении. Мужчине угрожает опасность, а она в неведении. Забросила все домашние дела, сидит на диване, обхватив колени и, сгрызая лак с ногтей, переживает.
Так бывает в женских романах, но наша Леся-Олеся слеплена из другой закваски. После ухода Томаса она постояла с минуту у окна, а потом пошла на кухню, выпила крепчайшего чаю и... снова завалилась спать.
Засыпала наша героиня с мыслью — у него всё будет хорошо, он молодец, он справится, ведь правда? И сама себе ответила — правда. Если вчера она только надеялась на чудо, то после этой ночи поняла — чуда не будет. Будет всё просто. Мужчина, в зрачках которого во тьме пылает огонь, не может испугаться мелкого босяка.
Олеся проснулась с мыслью, что Томас должен прийти с минуту на минуту. Это предчувствие разбудило её окончательно, бесповоротно, и тогда в комнате всё начало летать: вещи, простынь, тапки, пылесос, веник, книжки, карты, старые, засохшие ещё при Керенском букеты цветов. Леся, набросив мужскую рубашку на голое тело, успевала одновременно смазывать соусом курицу (кстати, заготовленную для Вали), вытирать пыль с антресолей, менять из-под открытого холодильника поддон с талой водой и сметать мусор. Её голый белый зад успевал блеснуть в нескольких местах квартиры одновременно. Когда Томас подходил к дому, Леся почти справилась с уборкой-готовкой. Чертыхальски не спешил — покормил мякишем булки воробьев-синичек-голубей, полюбовался лучами солнца, пробивающимися через резные листья кленов. Посмотрел на лениво заваливающиеся за горизонт облака, на белый след самолета в небе. Достал из кармана зажигалку, клацнул пару раз, сунул её назад и только тогда вошел в сырой, как могила, подъезд. Только хотел взять дверную ручку, как дверь открылась. Тихоня не удивившись, переступил через порог, снял сумку с плеча и бросил её на подставку для обуви.