Эти же работы очень многое пытались мне рассказать о Грейс. Четыре обнаженные фигуры, рисунки, сделанные от руки карандашом, но они напоминали не набросок, а картину — женщина за столом, небольшая картина гавани и две фотографии города.
— Коллекция немного эклектичная, — произнесла Грейс, наклоняя направо голову, рассматривая женщину за столом.
— Да, но мне они нравятся. — Я словно почувствовал ее выбор, она не просто так выставила эти произведения… явно выставила что-то слишком личное. — Они продаются, да?
Грейс прикусила нижнюю губы, прежде чем ответить:
— Да, они выставлены на продажу. — Ее слова были неуверенными и неохотными. Она не хотела продавать эти работы? Или она не хотела продать их мне?
Я специально нагнулся, чтобы посмотреть на обнаженную фигуру под правым углом.
— Ну, как я сказала во время открытия галереи, они все разные. Фотографии, конечно, современные. Самому фотографу уделялось внимание, но в данный момент в нем никто не заинтересован.
— Расскажите мне еще что-нибудь о его фотографиях. — Это были единственные фотографии, представленные в галерее, которые я видел.
— Ну, они прекрасны.
Я хотел, чтобы она мне рассказала еще что-нибудь. Мне очень нравилось, что она рассказала о прошлом фотографа.
— И? — спросил я. Мне нравились все работы в этом разделе, но фотографии вызывали у меня повышенный интерес. Грейс понравилась сама история его жизни. Ее интерес к бездомному фотографу говорил о сочувствии, с которым я не часто сталкивался.
Она быстро взглянула на меня.
— Мне нравится, что он все еще ищет красоту, несмотря на то, что жил в таком мраке. И я предполагаю, что вы можете в них увидеть трагедию жизни, но также… и надежду.
У меня перехватило дыхание. Эта женщина видела саму сущность, не впечатляясь глянцевой поверхностью, мне захотелось узнать о ней больше.
— И если взглянуть на этих двух обнаженных… — Она показала рукой по направлению к двум картинам слева. — На первый взгляд они небольшие, фактически размер в страницу, но если присмотреться и обратить внимание на поворот ее головы, то можно понять, что художник ею очарован.
Это чувство мне было знакомо.
— Но не знаю, настолько ли они хороши, — сказал я.
Грейс перенесла свой вес на одну ногу, выставив бедро, подчеркивая изгиб тела, и скрестила руки на груди, словно я ее чем-то обидел. Маленькая ухмылка подергивала уголок ее губ. Удалось ли мне хоть чуть-чуть разрушить броню, которую она носила? Она повела плечами.
— Если они вам нравятся, то какое это имеет значение?
Я вздохнул.
— Я не хочу потерять деньги.