— Ну ты, жучара, ну жучара!!! Доиграешься у меня, додразнишься! — Володимир шутливо погрозил старшему товарищу по детским играм пальцем. — Вот сведу в пыточную…
— Да нету у тебя пыточной.
— Специально для тебя построю и сведу. Выдам палачу перышко…
— Ты, Ярович, того… Не шути так. Я с детства щекотки боюсь, знаешь ведь. Кнута, клещей не боюсь, а про перышко… бррр… даже не говори.
В дубовую дверь застучали.
— Заходите! — крикнул хозяин. — Привели?
— Привели, привели… Ой… Мое почтение, посадник. Батюшка, благослови…
— Благословляю на дела добрые и жизнь по-божески, — перекрестил троих вошедших мужичков епископ. — А где гость-то?
— На дворе мнется, зайти боится.
— А чего боится? Били?
— Да как можно, юродивого немца-то!
— Отколь думаете, что немец?
— Да лопочет чего-то, бубнит, гудит, будто немой, безъязыкий. Немец и есть.
— Боромир, ты же говорил на латыни он разговаривает?
— Да я чего? Я ихнее бормотание не разумею. Так, попадались по молодости… кхммм… Неважно.
— Ну ладно, — хлопнул в ладоши посадник. — Го посмотрим.
— Чего посмотрим? — спросил Боромир.
— А, да не обращай внимания, — махнул рукой епископ. — Вечно этот… ммм… раб божий какие-то словечки вставляет. И где берет-то, где нахватался…
— Не придирайтесь. Пойдемте Прибывшего смотреть.
И трое друзей вышли. А четвертый, так и не проронивший за все время ни слова, остался. Посидел минутку, сгрыз пряник, запил ядреным квасом, уменьшился до размеров мышки и спрятался за веник.
Константин за недалекую дорогу от сарая до дома старосты три раза отдыхал и десяток раз падал. Тело, будто чужое. Ноги заплетались, несильный ветерок сдувал на обочину, перешагнуть валяющуюся ветку — уже половина подвига.
В широком дворе явно чересчур зажиточного пейзана непреодолимой преградой стала лестница в четыре ступеньки, ведущая на крыльцо. Трое бородачей, видно, хотели помочь, а то и понести несчастного, но рыцарская честь не позволила Полбу принять помощь грязных пейзан. Хотя… Не таких уж и грязных. Почище большинства ноблесов будут, с удивлением и внезапной досадой отметил про себя барон. Но тут же поправился, телесно они может и чище, но ведь главное — чистота духовная, внутренняя. И тут с рыцарем-крестоносцем, воином Господним, не им тягаться. Даже и сравнивать смешно. За такое сравнение и по лбу можно. Даже нужно. Но не себе же…
Эх, найти бы местного барона да преломить копье… Только, вот незадача, копья нет, доспехов нет, коня нет… Правильной координации движений и той нет. Вот и стоял Константин, переминался с ноги на ногу, цеплялся за перильца, а даже на первую ступеньку залезть не мог. От ярости и гнева на самого себя Полбу начало трясти. Крупную, бившую тело барона дрожь любой, не знавший бесстрашного рыцаря, легко мог принять за проявление панического ужаса.