— И правильно! И давно пора их всех… — пугливо перешёптывались бабки, лузгая семечками. Не знали о партизанах разве что милиция, начальство да секретарь КПРФ Шохин — им и по штату не положено. В этой среде по-прежнему в разговорах фигурировали бандиты, террористы и даже, как версия, западные спецслужбы. Один Столбов, проведший ночь в таинственной лесной землянке, кое-что понимал, и даже в тайне сочувствовал неведомым лесным братьям. Да что там сочувствовал — слова Индиги, и весь её облик так глубоко запали ему в душу, что он уже неделю места себе не находил. Привычное милицейско-правовое окружение стало восприниматься как — то смазанно, как что-то неприятное и ненужное, и каждое утро начиналось у него с одной навязчивой мысли: «Уйти! Бежать! Туда, к ней!» И однажды его прорвало. Это было в день похорон депутата Баракова и районного прокурора (останки депутата Козловатых были отправлены домой в запаянном гробу). Чаплин был в этот день как-то по-особому неприятен, видимо, от генерала влетело по первое число. И Олег, не дав ему договорить язвительную тираду, круто повернулся и сказав: «Да пошел ты!», вышел и хлопнул дверью. Ноги сами донесли его до сельмага, и, взяв у Саркиса две бутылки водки «Бодунофф» местной фабрики «Белка», Столбов направился к ОМОНовскому капитану Егорке Михалёву. Этот бесхитростный богатырь всегда подкупал его своей детской непосредственностью и какой-то скрытой душевной теплотой. Егор не продаст — это знали все, с кем ему доводилось общаться.
После первых ста пятидесяти Олег заметно поплыл, и, разлив нетвёрдой рукой, вдруг брякнул:
— Слушай, ведь это не они — это мы бандиты. Мафия.
— Обоснуй.
— Это у нас круговая порука — все на компромате. От премьера до какого-нибудь засранца-старшины, которого за ногу повесили. Чистых нет в системе — по определению. Потому что чистый может соскочить — и сдать всех нечистых. А так — все друг у друга на крючке. И беспредельничают, и воруют все — по чёрному…
— Ну ладно, ты уж зарапортовался. А те, в лесу — что, они, думаешь, лучше? Грабят, убивают…
— Нет, они не такие. Я чувствую. Они правильные. Слушай, Егор, а давай с тобой — к ним махнём! Вдвоём — ты и я, — глядя мутным глазом, вдруг предложил пьяный Олег.
— Так, Столбову больше не наливаем… А знаешь, Олежка, — вдруг и Егора потянуло на откровенку, — ведь ты прав во всём. И на Путина я компромат читал — бандюганище! Да только бежать нам с подводной лодки некуда. Перебьют этих романтиков не сегодня — завтра. Мои ребята и перебьют. У меня приказ — стрелять без предупреждения. Вспомни, чем все пугачёвские бунты заканчивались. Вот… А казаки, между прочим, дважды не присягают — так мой дед говорил. И закрыли тему.