ГЛАВА 34. КРАСНОЕ И ЧЁРНОЕ
Mais ou sont les neiges d'antan?[12]
Вийон
— Так говоришь, меня в вашем Рейхе в 1982-м году заживо сожгли? — усмехнулся в пушистую бороду дед Коля.
— Всех скоморохов согнали в барак — и огнемётом… — подтвердила фрау Грета — старуха с величавой осанкой, тайком утирая слезу. — Окончательное решение славянского вопроса… Ты мог уйти с Дерендяем, но не захотел, остался со своими. Меня, как немку, тогда забрали в московское Вольфшанце реанимировать Еву Браун, и я ничего не знала…
— Ну, хоть удостоился огненного погребения, и на том слава Роду… — развёл руками дед. — Мелочь, а приятно.
— А меня в вашей в Совдепии, надо думать, ещё раньше порешили? — лукавая искорка вспыхнула в голубых глазах целительницы. — Колись уже, старый пень, как ты там жену не уберёг.
— Я в Ленинград хлебные обозы водил, — буркнул дед, — когда всех вятских немцев угнали в Забайкалье. Приказ Сталина… Состав замёрз на перегоне, никто живой не доехал…
Старички помолчали.
— А я ведь всегда знала, что мы с тобой свидимся, Николаша… Жаль, ненадолго. А может, останешься?
— Вот же бабы! — сердито отвернулся мазык. — Пойми ты, дурья башка — там какая-никакая, а Россия. А здесь что? Тьфу! Паства святого Адольфа… Сама их лечи… Пойдём лучше, глянешь на мою Катерину.
— Никак, молоденькую нашёл мне на замену, — шутливо поджала губы фрау Грета, заглядывая в башню бронепоезда, где Катя, повязав голову красной банданой, осваивала матчасть пулемёта «максим».
— Гляди внимательно, — велел старик, придерживая жену на железных ступеньках трапа.
— Майн Готт… Она — это я? — прошептала старуха, вцепившись в его локоть, чтобы не упасть.
— Дошло теперь? — дед к чему-то прислушался и, спустив Грету на полотно, повлёк её к выходу из тоннеля.
— Надо спешить, берсерк входит в Рябиновку. Прощай.
— Мы больше с тобой никогда не будем вместе, Клаус? — спросила Грета, уже не сдерживая слёз.
— Мы все когда-нибудь будем вместе…
* * *
Поравнявшись с паровозной будкой, мазык махнул рукой машинисту. Локомотив выпустил пары и, дав короткий гудок, начал медленно набирать ход. Дед Коля, прижав к себе на прощанье жену, неловко клюнул её в щёку и вскочил на подножку. Через минуту бронепоезд вырвался из тоннеля на оперативный простор. Мазык занял место кочегара, подкидывая угля в круглое жерло топки.
— Боевому расчёту приготовиться! — скомандовал в переговорный раструб Иосиф Виссарионович, разглядев прямо по курсу в свете прожектора три десантных бронетранспортёра противника. Эсесовцы, шедшие цепью следом, заметались в луче.